— Одна вода и очень мало мяса. Мясо же самого низкого сорта. К нему добавляются суррогаты из рыбы…
— Суррогат — это из рогатого скота, — бунтарски попыталась возразить дама, отвернувшись в сторону, как будто предпочитая, чтобы мужчина этих слов не слышал. В них звучала какая-то затаённая горечь. Однако её спутник обладал, видимо, прекрасным слухом.
— Да, из рогатого скота тоже бывает, — не стал возражать он. — Но в общем виде суррогат представляет собой заменитель чего-либо, в данном случае — полноценного мясного белка. Чтобы это можно было хотя бы в рот взять, все заливают пряным соусом. А шампиньоны натолкали, чтобы цену поднять…
Дама энергичным жестом схватила освободившуюся корзинку и зашагала вглубь зала. Элегантный пан поспешил за ней. Каролек смотрел им вслед и с нетерпением ждал корзинки для себя, желая непременно подслушать продолжение поучительной беседы. Он был не чужд этой темы, внушавшей ему некоторое беспокойство, а кроме того, безмерно интриговал тон мужчины — очень спокойный, нарочито объективный, деловой. Элегантный мужчина, выносящий приговоры продуктам, явно не питал к ним никакой личной ненависти. Такого тона в сочетании с таким смыслом Каролек ни в жизнь не слышал, тем паче не хотелось пропустить ни слова.
Занятную пару он настиг возле молочных продуктов. Дама протянула руку к творогу в ванночках.
— Надеюсь, этого ты покупать не собираешься? — укоризненно произнёс её спутник. — Они все уже раздулись.
Дама отдёрнула руку. Каролек с сомнением посмотрел на ванночки и тоже отказался от покупки. Вскоре вся компания стояла возле мороженых полуфабрикатов.
— Обрати внимание на цвет, — сказал мужчина, рассматривая мороженое филе хека. — Самая худшая разновидность. Старая.
— Ну и что, что старая? — рассердилась дама.
— Рыбой воняет.
— А что, молодая рыба розами благоухает?
Каролек подавил готовый сорваться смешок. Мужчина оставался твёрд как кремень.
— Не розами, но у неё нет этого запаха прогорклого рыбьего жира. Купи, если хочешь, но сама увидишь — ты этого в рот не возьмёшь.
Дама поколебалась, заглянула в поддон с рыбой, одним пальцем перевернула замороженную пачку на другую сторону, махнула рукой и двинулась дальше. Возле мацы неведомо почему пара стала рассуждать о моркови. Стоя совсем рядом и притворяясь, будто вдумчиво исследует макароны, Каролек жадно прислушивался.
— …Средства защиты растений и искусственные удобрения, — говорил элегантный пан. — Вся эта прекрасная с виду морковь ядовита, просто убийственна для организма.
— Неужто вообще отказаться от моркови? — злым голосом перебила дама.
— Нет, почему же. Нужно покупать ту, по которой видно — росла в естественных условиях.
— А нельзя ли поинтересоваться, как это распознать?
— Вредная морковь красивая, крупная, дородная. Такую необходимо избегать. Надо искать что поплоше. Маленькую, невзрачную…
— Червивую, — услужливо подсказала дама.
— Даже немного червивую. Чем хуже, чем запущенней хозяйство, тем тамошняя морковь полезней для здоровья.
В памяти Каролека вдруг всплыли какие-то обрывки сведений о различных стыдливо затушёванных афёрах последнего времени. Ядовитая клубника, канцерогенные помидоры, несъедобные апельсины, бананы с вирусами… С умилением вспомнилась черешня, виденная Бог знает сколько лет назад, — вся до единой червивая. Чудеса да и только. Выходит, это была самая полезная черешня в мире, жаль, не съел её побольше…
Разговорчивая пара примолкла около кассы и заплатила за купленную мацу. Каролек заглянул в свою корзинку и сообразил, что маца, которой он тоже ограничился, никоим образом не удовлетворит его супругу. Поколебавшись, тоскливо взглянул на кассиршу, опять на корзинку и решительно поворотил обратно в торговый зал. Когда он снова подошёл к кассе, неся в корзинке ядовитый джем, подозрительное масло, вздутый творог и не имеющего пищевой ценности цыплёнка, увидел, как пара цветущего возраста садилась в оставленную на паркинге у магазина машину.
Возвращаясь трамваем на работу, Каролек таращился в окно невидящим взглядом, впав в глубокую задумчивость. В душе его стало наклёвываться какое-то странное беспокойство…
* * *
К воротам здания проектного института медленным шагом приближался второй представитель их конструкторской бригады Лесь Кубарек. Сегодня Лесь ещё не почтил рабочее место своим присутствием. Ранним утром он проводил в аэропорт кузена, который возвращался в Австралию, помахал вслед самолёту, задержался на несколько минут на смотровой галерее, а потом в баре за рюмочкой коньяка с умилением предался размышлениям о громадности и величии мира. Неожиданно наступил полдень, пришлось покинуть аэропорт и двинуться по направлению к институту. Внутренним взором Лесь все ещё созерцал какие-то невероятно отдалённые страны, совершенно неизвестную и ошеломляюще красочную фауну и флору, иноземные города, лодки туземцев и экзотические кабаки. Именно чужестранные питейные заведения делали для Леся непреодолимо притягательным неизвестный огромный мир, широко открытый перед кузеном из Австралии. Лесь выскочил из автобуса поблизости от института и все медленнее и медленнее шёл навстречу прозе будней, поскольку ноги его выказывали решительную тенденцию свернуть куда-нибудь на сторону.
Может быть, ноги и огромный мир вместе и выиграли бы борьбу с рабочим местом, если бы перед Лесем не показалась вдруг прекрасная Барбара, многолетний предмет его воздыханий, столь же недосягаемый, сколь и желанный. Барбара вышла из магазина и тоже направилась на службу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81