– Клянусь Божьим именем, он имеет в виду, что я должен ослепить ее! – воскликнул я.
Ничего не ответив, Мартина продолжала чтение письма:
Если названная Ирина переживет это справедливое наказание, мы приказываем вам снабжать ее провизией в размере ее каждодневных потребностей, но не более того, в счет суммы, которую Лесбос обязан направлять в государственную казну. Если же она умрет сразу или спустя некоторое время, то организуйте ей скромные частные похороны и доложите нам об обстоятельствах ее смерти, должным образом засвидетельствовав это сообщение.
Настоящий приказ держите в тайне и не приступайте к его выполнению до тех пор, пока судно, доставившее письмо и арестованную, не отправите назад в Византию, что необходимо сделать сразу же после того, как оно пополнит запасы провизии и воды. Вы отвечаете головой за выполнение наших распоряжений, равно как и жизнью вашей жены и детей.
Подписано и скреплено печатью в нашем византийском дворце в двенадцатый день шестого месяца первого года нашего царствования и заверено подписями наших офицеров, чьи имена перечислены ниже.
Настолько ужасным было это письмо, что, закончив читать, Мартина поспешила избавиться от него, вложив документ мне в руки.
– Приказывайте, ваше превосходительство, – проговорила она сухо. – Насколько мне известно, это… эта арестованная находится в вашей приемной под присмотром капитана Джодда.
– Тогда пусть она и остается под его присмотром! – сердито воскликнул я. – И под вашим тоже, Мартина, вы ведь привыкли заботиться о ней. И знайте, вы оба отвечаете за ее безопасность своей жизнью. Пришлите мне капитана этого судна и приготовьте ему разрешение на выход в море. Я не стану возиться с этой женщиной, пока корабль не отплывет, потому что до этого момента мне приказано все держать в секрете. Пришлите ко мне также старшего офицера охраны.
Прошло три дня. Императорское судно отчалило, взяв с собой официальное уведомление о получении письма. Пришло время встретиться опять с Ириной лицом к лицу.
Я сидел в приемной комнате моего большого дома, и со мной вместе был мой заместитель Джодд. Будучи слепым, я не рисковал принимать один на один эту отчаянную женщину, опасаясь, как бы она не заколола меня или не нанесла какого-нибудь повреждения себе самой. У двери комнаты Джодд принял ее у охранника, которому приказал оставаться снаружи и ожидать вызова. Затем он подвел ее к месту, где я сидел.
Услышав ее приближение, я поднялся, поклонился ей, и первыми моими словами было приглашение присесть.
– Нет, – ответила она своим звучным, таким знакомым мне голосом. – Арестованная должна стоять перед судом. Приветствую вас, генерал Олаф… прошу прощения, Михаил… После долгих лет, что мы не виделись, вы мало изменились, и я рада видеть, что ваше здоровье прекрасно и что высокое положение и благосостояние, данное вам мною, не были у вас отняты.
– Я приветствую вас, госпожа, – произнес я, едва не назвав ее Августой, затем торопливо продолжал: – Госпожа Ирина, я получил распоряжения императора Никифора, касающиеся вас. Они лучше, чем вы могли ожидать, тем не менее, возможно, вы станете упрекать меня за то, что я обязан в силу своего долга наказать вас. Прочтите их, Джодд… ах да, я забыл, что вы не умеете. Тогда дайте копию письма госпоже Ирине, а оригинал она сможет увидеть позднее, если того пожелает.
Джодд передал ей бумагу, и она громко прочла ее вслух, тщательно произнося каждое написанное в ней слово.
– О! Что за скотина! – воскликнула она, закончив читать. – Знайте, Олаф, что я добровольно отказалась от трона в его пользу, да и от всех сокровищ тоже. И он поклялся на Евангелии, что я останусь жить в мире и почете до конца своих дней. А теперь он посылает меня к вам, чтобы я была здесь ослеплена и доведена до смерти, так как именно это он имеет в виду. О Боже! Отомсти ему за меня! Пусть он станет притчей во языцех, презираемым всеми! Пусть его собственный конец будет хуже того, что он уготовил мне! Пусть позор и стыд охватят память о нем покровом своим, ч да будут его останки обесчещены и место его захоронения забыто! Да свершится так!
Она прекратила свои яростные проклятия и заговорила совсем иным тоном, в котором слышались умоляющие нотки:
– Вы не должны ослеплять меня, Олаф. Вы не отнимете у меня мое единственное благо – свет дня. Подумайте, что это значит…
– Генерал Олаф знает это достаточно хорошо, – перебил ее Джодд, но я махнул ему рукой, приказывая замолчать, и спросил:
– Скажите мне, госпожа, как я могу поступить иначе? Ведь очевидно, что моя жизнь, жизнь моей жены и моих детей зависит от выполнения этого приказания. Кроме того, не кажется ли вам, что колесо Фортуны и Божьего суда наконец повернулось? – добавил я, показывая ей на пустые впадины под моими бровями, где когда-то были глаза.
– О Олаф! – вскричала она. – Если я вам когда-то и причинила зло, то вы же знаете, это произошло только потому, что я любила вас.
– Благодарю Бога, что Он не послал мне женщину, любящую подобным образом, – вмешался Джодд.
– Олаф, – продолжала она, не обращая на него внимания. – Однажды вы также были близки к тому, чтобы полюбить меня, в тот вечер, когда пытались съесть отравленную фигу, чтобы спасти моего сына, императора. По крайней мере, вы поцеловали меня тогда. Если вы об этом забыли, то я не забыла, Олаф. Разве вы можете ослепить женщину, которую целовали?
– Целуются двое, а ведь мне известно, что его ослепили именно по вашему приказу, – пробормотал Джодд. – Я подверг пытке этих скотов при дворе, тех, кому вы отдали приказ это сделать, и они во всем признались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95