— Не бойся, — сказал он твердо. — Ничего не бойся. Просто расскажи им начистоту все как было, что ты делал, как ты в это впутался, и как выпутался, и как все это случилось.
— Вы повезете меня к судье, сэр?
— Я повезу тебя к самому лорду-канцлеру.
— И тогда они мне ничего не сделают?
— Никто ничего тебе не сделает, Билби. Ты положись на меня. Все уладится, только говори чистую правду.
Ехать в прицепе было довольно тряско, зато очень интересно. Если держаться обеими руками и сидеть прямо, никуда не сползая, то, в общем, ничего страшного не происходит, да и, кроме того, тебя ведь пристегивают ремнем. И — летишь! Все по сторонам так и мелькает. Капитан обгонял всех на дороге и только басовито гудел своим огромным гудком, если ему казалось, что кто-нибудь может загородить им путь. А что до кражи на ферме и всего прочего, то это наверняка уладится…
Капитан тоже был в восторге от этого путешествия в Лондон. По крайней мере он теперь больше не топчется на месте, а явно приближается к цели. Он сможет наконец вернуться к Мадлен — а он всей душой жаждал вернуться — не с пустыми руками, он сможет похвастать своими успехами. Во-первых, он нашел мальчика. Во-вторых, он поедет прямиком к дорогому дядюшке Чикни, а дядюшка Чикни, конечно, сразу же все уладит с лордом Магериджем: мальчишка расскажет все, как было, Магеридж убедится, что Дуглас не виноват, и все опять будет хорошо. Сегодня же вечером он будет возле Мадлен. Он вернется, она увидит, как мудро и энергично он действовал, поднимет свое прелестное личико, и улыбнется своей прелестной улыбкой, и протянет ему руку для поцелуя, а радужные блики света будут играть на ее сильной, нежной шее…
Они с шумом проносились мимо бесконечных пастбищ и лугов в четких рамках зеленых изгородей, мимо лесов и фруктовых садов, мимо уютных придорожных гостиниц и сонных деревень, мимо оград и сторожек загородных поместий.
Поместий становилось все больше, и вскоре мотоцикл промчался по окраине какого-то городка; и снова дорога, еще и еще деревни, и вот уже наконец заметно, что Лондон близко: дома стоят теснее, чаще попадаются гостиницы, замелькали афиши, объявления, фонари, покрылся асфальтом тротуар; проехали газовый завод, прачечные, целый квартал пригородных вилл, пригородный вокзал, наконец, старый городок, давно превратившийся в предместье столицы, — а вот и омнибус и первая трамвайная станция; потянулись городские парки, пестреющие досками объявлений, появилась широкая мостовая, какая-то широкая площадь, окаймленная рядами магазинов…
Лондон.
8. Как Билби все разъяснил
Лорд Чикни был ненамного старше лорда Магериджа, но сохранился далеко не так хорошо. Он плохо слышал, хоть и не признавался в этом, а потеря нескольких зубов делала его речь довольно невнятной. Из этого можно было бы сделать общий вывод, что стряпчие духовно и физически сохраняются куда лучше, чем солдаты. Армия старит человека сильнее, чем право или философия; она куда меньше защищает его от микробов, которые подрывают и совсем губят здоровье, — и тщательней ограждает от благодатной и животворной привычки мыслить.
Стряпчий должен знать назубок все законы и идти в ногу со временем, иначе ему тотчас намекнут, что пора в отставку; генерал же и понятия не имеет, что он невежда и отстал от века, пока не разразится катастрофа. После великолепного отступления от Бонди Сатина в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году и пятинедельной обороны Бэрроугеста (со всеми последующими операциями) лорд Чикни так и не имел случая проявить свои таланты. Но подкупающая простота в обращении и высокая сутуловатая фигура поседевшего в боях ветерана придавали ему живописность и внушали уважение, а его длинные седые усы привлекали внимание на всяких официальных сборищах, и его узнавали, не замечая деятелей гораздо более достойных. Любители автографов его просто обожали. Каждое утро он не менее получаса посвящал автографам, проникнутым патриотическими чувствами, и так к этому привык, что по воскресеньям, когда лондонская почта не работает и вообще заниматься чем-нибудь грешно, он заполнял время тем, что переписывал проповеди и евангелие на день. На всяческих приемах и собраниях он любил быть на виду и по возможности при всех регалиях. Помимо автографов, он еще трудился (и нередко часами) на ниве патриотизма и исправления нравственности и состоял в различных обществах, преимущественно в таких, что боролись против социализма в любом его виде, и в таких, которые стремились оградить трудящийся люд и в особенности трудящихся девушек от соблазнов, подстерегающих на каждом шагу тех, кому нечем заполнить свой досуг. Лорда Чикни одолевал темный ужас перед социализмом, в котором, на его взгляд, смешались воедино безбожие, республиканизм, порок, плесень, корь и все самые чудовищные проявления распущенности, отличающие развратный континент.
Он писал для всех этих обществ и вообще трудился в поте лица на их благо, но из-за отсутствия зубов не мог выступать с речами. Ибо у него была — увы! — одна маленькая слабость: столько раз смотревший в лицо смерти, он так и не решился остаться наедине с зубным врачом. Одна мысль о зубном враче приводила его в такой же безмерный ужас, как мысль о социализме. Но он очень горевал, что не может высказать свои взгляды вслух.
Лорд Чикни был бездетный вдовец и в личной жизни человек безупречный. К старости он убедил себя, что некогда был страстно влюблен в свою кузину Сьюзен, которая вышла замуж за этого шалопая Дугласа; ни ее, ни Дугласа уже не было в живых, но генерал сохранил трогательную привязанность к их двум сыновьям — юношам скорее резвым, нежели благонамеренным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70