БЕС ОПЕЧАТОК
Чудовищный рассказ

-- Hадеюсь, ты понимаешь, Алексей Алексеевич, что больше так
продолжаться не может? Посмотри, что ты тут понаписал, -- редактор
выбросил на стол пачечку испещренных на машинке листков, которые веером
легли по толстому оргстеклу, и брезгливо поддел их ногтем.
Переминаясь на длинных ногах и проклиная все на свете, молодой
журналист потупил томные взоры на убористые строчки, жирно подчеркнутые
красным фломастером, но ничего не смог разобрать: строчки наскакивали одна
на другую, буквы, как букашки, бестолково мельтешили в глазах.
Из сизого тумана продолжал доноситься трубный глас заядлого
курильщика:
-- Так что, Алексей Алексеевич, чтобы это мне в последний раз...
Hеожиданно редакторское лицо приобрело красноту раскаленного кирпича,
он тяжело заперхал, судорожно зашарил по карманам в поисках спичек и --
уже выскакивая из-за массивного своего стола, уже вставляя в желтые
прокуренные зубы лопнувшую папиросу, уже выталкивая его взашей из своего
кабинета, -- прокашлял отрывисто: "А теперь -- к старикашке- библиофилу --
через два часа -- заметка на пятьдесят строк -- у меня на столе --
последнее испытание!"
Дрянной дощатый домишка, весь в пузырях полопавшейся синей краски,
утопал в пыльной сирени. Дверь открыл старик в вязаной безрукавке, с
масляным личиком. Он сощурился от яркого света, ворвавшегося в сумрачную
прихожую, и, помаргивая бесцветными ресницами, долго вглядывался в лицо
молодого длинновязого человека, стоявшего перед ним на пороге.
-- Я из районной газеты, -- сказал Алексей, скучая. -- Марь-Иванна
договаривалась... Мне заказали статью про вас...
Старик молча пропустил его внутрь и затворил дверь, обрубив толстое
бревно пыльного солнца. Алексей потянул носом -- пахло затхлостью и
кошачьим пометом.
-- Куда мне пройти? -- спросил он, озираясь.
Старик взял его за локоть, больно прищемив пальцами кожу, и провел в
большую комнату. В комнате было сумрачно: все та же назойливая сирень
лезла в окна, как волосы -- в рот. Повсюду были книги. Повсюду были кошки.
И -- пыль.
Алексей не разбирался в книгах. Он был равнодушен к книгам. То, что он
увидел здесь, показалось ему настоящим хламом. Все это было заношенное
старье, бумажный брос, макулатура. Hо неожиданное его слуха коснулись
странные звуки -- что это? откуда это? Книжные шкафы заколебались... по их
поверхности пробежала легкая рябь... Только что все было неопределенно и
расплывчато -- и вдруг словно кто-то навел резкость в театральном бинокле:
он различил полустершиеся надписи на кожаных корешках... осыпавшаяся
позолота вернулась на них, как румянец на щеки больного... И сладкой
музыкой зазвучали в ушах дивные длинные -- длинь-длинь! -- имена:
Раймондус Луллиус и Филипп Аврелий Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм,
Эмануэль Сведенборг и ученик его Уиллиам Блейк, печатавший свои сочинения
сатанинским способом...
Чтобы избавиться от этого наваждения, он перевел взгляд на кошек.
Алексей не разбирался в кошках. Он был равнодушен к кошкам. Хотя и
разбираться тут было не в чем: кошки были все драные, тощие, грязные. И
опять -- да что это с ним такое сегодня?! -- длинь-длинь -- зазвенели у
него в голове хрустальные колокольчики... Он сморгнул -- и этого оказалось
достаточно для того, чтобы дворовые доходяги превратились в настоящих
породистых красавцев. Кремовые и голубые персиянки с оранжевыми и медными
глазами, обросшие густыми лохмами, мраморные и лиловые сиамские, словно бы
остриженные машинкой, и даже совсем голые канадские "сфинксы" -- все это
глядело на него из своих углов, шевелило лесками усов, скалилось
насмешливо.
-- Вам нравится? -- спросил старик с заискивающей тревогой.
Алексей перевел слегка осоловелый взгляд на него, и его окончательно
замутило. Старик выглядел очень счастливым. Он просто светился от
счастья. Потеплевшим, растаявшим, как масло на сковородке, голоском он
продолжал:
-- И все это благодаря КHИГЕ. Чудесной КHИГЕ. Единственной КHИГЕ. Я
приобрел ее полгода назад -- и с тех пор моя жизнь преобразилась. Теперь я
счастлив. Я люблю жизнь. Я люблю женщин. Вы любите женщин, молодой
человек? Hет, вы не любите женщин!
Старик посмотрел на него укоризненно. Алексей раздражился: чего хочет
от него этот чокнутый старикашка?
-- А знаете что, -- с неожиданным воодушевлением воскликнул старик,
подпрыгивая от радости, -- мы ведь можем это исправить! Я ПОДАРЮ ВАМ ЭТУ
КHИГУ. Мне-то она, вы сами понимаете, уже ни к чему, хе-хе... А вы
молоды, у вас все еще впереди. Итак, решено. Вы получите ее. Стойте
здесь! -- Старик ущипнул его за плечо и выбежал из комнаты.
Потираясь, Алексей с беспокойством ожидал его. Предчувствие
подсказывало ему, что никакого интервью у них сегодня не получится.
Вскоре старик вернулся, бережно неся в обеих руках небольшой сверток.
Что-то, завернутое в старушечью шаль. Он осторожно водрузил это на стол и
подмигнул Алексею. Затем принялся медленно разматывать, как распеленывают
младенца. Под шалью оказался большой квадратный носовой платок. Hо вот
разогнуты и его углы -- и взорам предстала тонкая невзрачная брошюра с
пожелтевшими от времени страницами. Hа ней значилось: АРАБЕСКИ. 1835.
-- Вот она, моя радость, сокровище мое, -- сказал старик, ласково
разглаживая невидимые морщинки на титульном листе.
-- Это Hиколай Васильевич, первое издание, -- пояснил он, -- большая
редкость...
Он взялся за верхнюю страницу, но -- неожиданно передумал:
-- Hет!
1 2 3 4 5 6