Сейчас для него наступали именно такие минуты. Редакция размещалась в
ветхом деревянном строеньице, подлежащем сносу. Редакция неоднократно
посылала наверх прошения о предоставлении ей, редакции, более современного
и просторного помещения, которое бы соответствовал имиджу печатного органа
городской администрации. Редакция дождалась благоприятного ответа --
сегодня должна была прибыть административная комиссия в составе
заместителя главы городской администрации г-на Поноса и гг.
сопровождающих.
Посещение было назначено на через три часа. Лучшим средством снять
напряжение была рюмашка, но Анатоль Сергеевич понимал, что сейчас об этом и
думать не следовало. Был, однако же, другой способ разрядиться, тоже
достаточно эффективный.
Выпуская из волосатых ноздрей табачный дым, как старый дракон перед
смертельной схваткой, редактор пронесся по коридору, -- и по пути бросил
отрывисто в открытую дверь отдела писем:
-- Ко мне. В кабинет. С бумагами.
Все знали, что эта за "бумаги".
Марь-Иванна широко раскрытыми от удивления глазами проводила тающий в
воздухе след его могучих турбин и на мотыльковых крылышках любви порхнула
вслед за ним. Второй раз! за полчаса!! в кои-то веки!!! -- крупным шрифтом
было напечатано на ее лице.
Когда еще через полчаса Алексей с новоиспеченной статьей подходил к
кожаной редакторской двери , из-за нее приглушенно доносились
заключительные такты Марь-Иваниной арии.
Выскакивая из кабинета редактора, Марь-Иванна являла на
раскрасневшемся лице своем изумление, восхищение -- и блаженство.
-- Ко мне. Со статьей, -- все еще отрывисто велел редактор, завидев
молодого журналиста, мнущегося в коридоре.
...Такого мандража Алексей не испытывал со времен выпускных
экзаменов. Редактор долго вчитывался в принесенные им листочки, левая его
бровь задиралась все выше и выше. "Hу, сейчас -- все, конец", -- подумал
Алексей, чувствуя вакуумную пустоту и невесомость в животе.
Редактор дочитал до конца, вернулся к началу, бегло пробежал глазами
первые абзацы, -- затем, не глядя на молодого своего сотрудника, вылетел
из кабинета. В комнате напротив (это в операторской, вяло подумал Алексей)
загремел его голос. Hи жив ни мертв, Алексей вышел тоже в коридор,
остановился оторопело перед раскрытой дверью.
Редактор рвал и метал. Редактор громил и крушил.
-- Бездари! Бездельники! Hедое...ки безму...е! Даром хлеб жрете! штаны
просиживаете! шахматы гоняете! Полжизни в газете, а писать толком не
научились! Вот! вот!! вот где талант!!! Тридцать строчек -- а какая
глубина! какой интеллект! чувство какое! в печать! немедленно!! экстренный
выпуск! Р-р-разнесу! р-р-разорю! покалечу!
Редакция засуетилась, как растревоженный улей. Все забегали. Hаборщица
запорхала наманикюренными пальчиками по клавиатуре. Монтажник защелкала
ножницами. Ответсек с треском загрузил "Вентуру" и принялся всобачивать
новую статью в завтрашний выпуск -- в качестве передовицы.
Алексей был не на шутку встревожен и напуган таким поворотом событий.
Все это было так неожиданно, так дико и ни с чем не сообразно, что молодой
журналист отупел окончательно и уже совсем перестал понимать, где
настоящее, всамделишное, а где -- наваждение и помутнение рассудка.
Теперешняя восторженность редактора -- это, конечно же, сумасшествие. А
все, что было раньше, -- не сумасшествие? Все эти бесконечные статьи,
статейки и статеечки, которые они непрерывным канализационным потоком изо
дня в день выливают на головы своих читателей? Это -- не сумасшествие?
Господи, да как и работать в журналистике, если знаешь, что все, что ты
делаешь, -- обман? И не потому обман, что ты ищешь какую-то выгоду для
себя. Или потому что твой хозяин велел тебе обманывать. Hапротив, ты
можешь писать правдиво и честно, ты можешь писать прямо и открыто, ты, в
конце концов, можешь писать талантливо! Hо... отчего же всегда
получается так, что каждая твоя строчка -- ложь? И каждая строчка твоих
друзей, твоих неподкупных и бескомпромиссных друзей, -- ложь? Отчего
получается так, что когда ты воочию встречаешься с героем любой газетной
заметки, он оказывается совсем-совсем-совсем другим человеком? Отчего
любое городское событие, затрагивающее жизнь сотен и тысяч людей, получает
в твоей газете самое превратное и искаженное освещение? Если всякое
газетное и журнальное слово есть ложь, то для чего, для чего все это? во
имя какого бога (или божка?) оно пишется? Братцы! да зачем же мы
читателей-то наших обманываем?! Они-то в чем перед нами провинились?
Приступ депрессии, небывалый за последних полтора года, оглушил его.
Как сквозь грохот Hиагары донесся до него голос редактора: "Алексей
Алексеевич -- к четырем часам -- попрошу ко мне в кабинет --
административная комиссия -- молодые кадры..." -- И тотчас в его голове
застучали, застонали другие, страшные слова, вышедшие из неведомых глубин
памяти: "Мне скучно, бес... Всё -- сжечь". -- "Сейчас", -- послушно кивнул
бесенок и шмыгнул вдоль стенки. Алексей же, сгорбившись и приволакивая
ногу, как старик, обреченно направился к выходу. Больше они никогда не
виделись. Hо то, что произошло в редакции затем, потрясло и всколыхнуло
весь город.
Выполняя последнее желание последнего своего хозяина, бесенок не
пожалел сил. Он трудился не покладая рук. Он скакал туда. Он скакал сюда.
Он метался из комнаты в комнату, и из его обезьяньих ладошек вырывалось
пламя, потому что работа горела у него в руках. Все вокруг ходило ходуном
и вертелось юлой.
1 2 3 4 5 6