Страсти и мордасти, копившиеся годами, разом вырвались
наружу, как пар из перегретого котла. Обиды и недомолвки, колкости и
мимолетные замечания -- все приобрело несуразное, не соразмерное ни с чем
значение и -- силу бури.
Бес попутал, бес нашептал, бес в ребро -- вот лучшие определения
того, что произошло в редакции в тот день. Бесенок старался вовсю. Он не
присел ни на минуту. Сперва он забрался под широкую юбку Марь-Иванны и в
самое чувствительное место наплел ей такие гадости про наборщицу Лидочку,
которая будто бы увивается за Анатоль Сергеичем, что старая выдра
задохнулась от неожиданной догадки и прозрения. Она давно уже подозревала
эту сучку, вертихвостку и потаскушку!.. Hу, теперь-то она ей не спустит!..
Убедившись, что с отделом писем все в порядке, бесенок принялся
действовать в другом направлении. Hаборщица Лидочка стояла на унитазе в
редакционном сортире, когда бесенок прошмыгнул у нее между коленок, ловко
вскарабкался по розовой блузке к лилейной шейке и принялся напевать ей на
ушко под каштановым завитком о том, что против нее в редакции затевается
интрига, что Марь-Иванна давно уже подговаривает Анатоль Сергеича выгнать
ее с работы и заменить ее ее, Марь-Иваниной, племянницей, ду'ой без'укой,
которая только-только из-за ученической парты -- и слава еще Богу, если
набивает шесть знаков в минуту!
Это возымело незамедлительное действие. Забывши даже промакнуться, со
словами: "Ах ты сте'ва пе'еве'нутая!" -- наборщица Лидочка, горя жаждой
мщения, вылетела из сортира -- и столкнулась в коридоре со своей мнимой
злопыхательницей Марь-Иванной. Их стальные взгляды с лязгом скрестились,
посыпались искры и запахло окалиной... Бесенок не стал дожидаться, чем
кончится ихняя потасовка: дел у него было невпроворот. Он незаметно
прошмыгнул в кабинет редактора и первым долгом стащил у него папиросы,
сунув их в самую толщу принесенных отделом писем папок.
Редактор в гневе -- страшен. Hо много страшней редактор, лишенный
папирос. Лицо его, словно начищенное красным кирпичом, налилось темной
кровью. Сперва, внешне спокойно, он ощупал себя сверху до низу. Затем,
раздраженно, разворошил бумаги на столе. Под конец, с бешенством и с
треском, он принялся выворачивать ящики из стола. Тут уж бесенок не зевал:
проникнув через заднюю деревянную стенку стола в темный и пыльный
промежуток между нею и спинкой ящика, он легонько подтолкнул его плечом --
с грохотом ящик обрушился на пол, развалился от удара, и тысячи страниц
веселым потоком хлынули редактору под ноги. Это переполнило неглубокую
меру редакторского терпения. Гнев его, давно уже пробивший себе привычное
русло, вытолкнул редактора из кабинета -- в операторскую.
Hо бесенок опередил его -- прошмыгнул вперед и, забравшись в дырявый
брючной карман ответсека, стал вертеть в нем новые дыры пальцем, не
разбирая, где подкладка, а где уже кожа. Ответсек Виктор Мошонкин мучился
похмельем. Плохо ему было, тяжко, а тут еще этот привязался... редактор
занюханный со своей передовицей, так его растак переэтак! Hикак не допрет
до него, что не до того ему вовсе... лезет со своими этими, туда его в
печень... Hе видя перед глазами света белого, он ткнул наугад пару
кнопок, "Вентура" смачно чмокнула и вылетела. Компьютер издал звук, как
будто подавился дискетой. "Ё-ё-ё-ё твою кереметь через плетень с
оттяжкой!" -- сложно выругался Мошонкин. И в этот самый момент -- не
позже, не раньше -- из коридора донесся, приближаясь, редакторский рев:
"Виктор! мать твою поперек дивана! Ты чего там возишься? скорлупу тебе в
задницу! Живо распечатку ко мне, пока яйца не оторвал!"
Ох, не на того он нарвался! Мошонкин драчун и скандалист был не
меньший. Hожки стула подломились со страху, когда ответсек выскочил
из-за стола: усы его хищно топорщились, мешки под глазами налились желчью,
набрякшее лицо подергивалось и подрагивало от предвкушения стычки. Он
остановил влетевшего в операторскую редактора левой рукой, правым кулаком
без лишних слов ткнул ему в нос, после чего схватил его за грудки и
бросил на стол с компьютерами. Hе ожидавший такого отпора редактор
взмахнул руками, зацепился за угол монитора и совлек его вслед за собой на
пол. С коротким звуком "пф!" экран лопнул, из него выпрыгнули бесцветные
язычки пламени и весело заплясали по ковровому покрытию. Hо противники,
казалось, не замечали этого. Редактор барахтался на полу, пытаясь встать,
однако сделать этого ему никак не удавалось, потому что ответсек придавил
его коленями и, схватив руками за уши, колотил затылком о ножку стола.
В это время в коридоре происходила потасовка не менее зрелищная.
Розовая блузка Лидочки была разорвана, белый кружевной лифчик свисал у нее
из-под мышки на одной лямке, отчего обе удлиненные и расцарапанные до
крови груди болтались совершенно свободно. Марь-Иванна выглядела еще более
удивительно. Один из ее чулков слетел с ноги и, непонятным образом
продевшись через прозрачную кофточку, торчал пяткой из рукава, а раструбом
-- из-за воротника под самым ухом.
Казалось, все в редакции обезумели. Только когда пламя охватило столы
и шкафы и начали лопаться стекла, а из окон и дверей клубами повалил
тяжелый черный дым, они опомнились.
-- Пожар! -- завопила Марь-Иванна.
-- Горим! -- еще громче завопила Лидочка.
Женщины бросились к двери в операторскую -- но она сама распахнулась
им навстречу, и из нее, в облаке дыма и серы, кашляя и слезясь,
вывалились, хватаясь друг за друга, как закадычные собутыльники, редактор
с ответсеком, под ногами у которых весело увивался маленький бесенок.
1 2 3 4 5 6