Он не мог вернуться. Преступление было совершено не в кабачке, не знаю где…
Жаль, что мне приходится говорить так категорически.
Это ведь тоже клиенты… И мне они были даже симпатичны… Лучшее доказательство то, что я отпускал им в кредит. Но правда есть правда, и дело достаточно серьезное, чтобы…
— Благодарю вас!
Женаро с минуту колебался. Затем спросил:
— Мне можно идти?
— Да, и вам, и вашему официанту! Если вы мне еще Понадобитесь, я дам вам знать.
— Полагаю, мое заведение может работать?
— Сколько угодно!
Адель спросила:
— А я?
— Идите домой!
— Я свободна?
Комиссар не ответил. Он был озабочен. Беспрестанно поглаживал свою трубку. Когда три человека вышли, в зале стало пусто.
Остались только комиссар, Жан, Шабо и его отец.
И все молчали.
Первым заговорил месье Шабо. Он долго колебался.
Наконец, откашлявшись, начал:
— Простите… Но неужели вы в самом деле думаете?..
— Что? — ворчливо отозвался комиссар.
— Не знаю… Мне кажется…
И он жестом пытался дополнить свою неясную мысль.
Этот неопределенный жест означал: «…Мне кажется, что во всем этом есть нечто не очень понятное, не очень ясное… Что-то двусмысленное…»
Жан встал. У него появилась какая-то энергия. Он осмелился взглянуть на отца.
— Все они лгут! — четко произнес он. — В этом я клянусь! Вы верите мне, месье комиссар?
Ответа не последовало.
— Ты веришь мне, отец?
Месье Шабо сначала отвернулся. Потом пробормотал:
— Сам не знаю…
И наконец, обратившись к своему здравому смыслу, добавил:
— Кого следовало бы разыскать, так это того француза, о котором они говорят.
Комиссар, вероятно, не знал, на что решиться, потому что он в бешенстве ходил по залу большими шагами.
— Во всяком случае, Дельфос исчез! — ворчал он, скорее обращаясь к самому себе, чем к своим собеседникам.
Он снова стал ходить и, помолчав, продолжал:
— И два свидетеля утверждают, что у него был золотой портсигар!
Он все ходил, развивая свою мысль:
— И вы оба были в подвале!.. И в эту ночь вы пытались бросить в унитаз стофранковые ассигнации… И…
Он остановился, посмотрел на одного, потом на другого.
— И даже шоколадник не признает, что у него украли деньги!
Он вышел, оставив их наедине. Но они этим не воспользовались. Когда он вернулся, отец и сын оставались на прежних местах, в пяти метрах друг от друга, каждый замкнувшись в мрачном молчании.
— Что ж поделать! Я сейчас позвонил следователю!
Отныне он будет руководить следствием! Он и слушать не хочет о том, чтобы вас временно выпустили на свободу. Если вы хотите о чем-либо попросить, обратитесь к следователю де Конненку.
— Франсуа?
— Кажется, так его зовут.
И отец тихо, стесняясь прошептал:
— Мы вместе учились в коллеже.
— Ну что ж, сходите к нему, если думаете, что это поможет. Но сомневаюсь, потому что я его знаю! А пока он приказал мне отправить вашего сына в тюрьму Сен-Леонар…
Эти слова прозвучали зловеще. До сих пор не было ничего определенного.
Тюрьма Сен-Леонар! Отвратительное здание напротив моста Магэн, уродующее целый квартал, со средневековыми башенками, бойницами, железными решетками…
Жан, мертвенно бледный, молчал.
— Жирар! — позвал комиссар, открыв дверь.
Возьмите двух полицейских, машину…
Этих слов было достаточно. Теперь они ждали.
— Вы ничем не рискуете, если сходите к месье де Конненку! — со вздохом сказал комиссар, чтобы заполнить молчание. — Раз вы вместе учились в школе…
Но лицо его ясно выражало то, что он думал: он представил себе разницу между происходившим из семьи юристов судебным чиновником, состоявшим в родстве с самыми высшими слоями общества в городе, и счетоводом, сын которого признался в том, что хотел ограбить ночной кабачок.
— Готово, начальник!.. — сказал вошедший инспектор. — Нужно ли…
Что-то блестело у него в руках. Комиссар утвердительно кивнул.
И последовал ритуальный жест; все произошло так быстро, что отец понял в чем дело, когда все уже было кончено. Жирар взял обе руки Жана. Щелкнула сталь.
— Сюда!
Наручники! И два полицейских в форме уже ждали у входа, возле машины!
Жан сделал несколько шагов. Можно было подумать, что он уйдет, ничего не сказав. Однако, дойдя до двери, он обернулся. Его голос едва можно было узнать.
— Клянусь тебе, отец!..
— Послушай, насчет трубок, я сегодня утром подумал: что если заказать три дюжины…
Это был инспектор, занимавшийся трубками, который вошел, ничего не заметив, и вдруг увидел спину молодого человека, кисть руки, отблеск наручников…
Он перебил себя: «Значит, готово?»
Жест его означал: «Посажен?»
Комиссар указал на месье Шабо, который сел, охватил голову двумя руками, и зарыдал, как женщина.
Инспектор тихо продолжал:
— Мы, конечно, устроим еще одну дюжину по подразделениям… По такой-то цене!..
Хлопнула дверца машины. Заскрипел стартер…
Комиссар смущенно сказал, обращаясь к месье Шабо:
— Знаете… Еще ведь нет ничего определенного…
И солгал:
— В особенности если вы друг месье Конненка!
И отец, уходя, поблагодарил его бледной улыбкой.
Глава 6
Беглец
В час пополудни вышли местные газеты, и у всех на первой странице красовались сенсационные заголовки.
В «Льежской газете», благонамеренном издании, было напечатано:
«Дело с плетеным сундуком!
Преступление было совершено двумя молодыми кутилами».
«Социалистическая Валлония», со своей стороны, писала:
«Преступление двух молодых буржуа».
Было объявлено об аресте Жана Шабо, так же как и о бегстве Дельфоса. Уже появилась фотография дома на улице Луа.
В статьях говорилось:
«…Сразу же после волнующего свидания с сыном в сыскной полиции месье Шабо заперся у себя дома и отказался от каких-либо заявлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35