Семенов Юлиан Семенович
Процесс-38
Ю.Семенов
Процесс-38
Пьеса
Октябрьский зал Дома союзов.
Небольшое помещение заполнено зрителями, получившими билеты на процесс по делу гестаповских шпионов и диверсантов: Бухарина, Рыкова, Крестинского и их подельцев.
Секретарь Судебного присутствия военный юрист первого ранга А л е к с а н д р Б а т н е р: Встать, суд идет!
Все - зал и обвиняемые - поднимаются. Входят судьи, занимают свои места.
Б а т н е р. Прошу садиться.
Однако неожиданно председательствующий поднимается со своего массивного кресла и выходит на авансцену.
У л ь р и х. Я, Василий Ульрих, председатель Военной коллегии Верховного суда, пришел в Москву на подавление левоэсеровского путча вместе с моими товарищами, латышскими стрелками. Я работал тогда под руководством члена Политбюро Каменева. Восемнадцать лет спустя в этом же зале, в августе тридцать шестого, я приговорил моего учителя и старшего товарища Льва Каменева к расстрелу. Через год, в тридцать седьмом, я осудил на смерть здесь же, в Октябрьском зале, секретаря ЦК большевистской партии Серебрякова, который в девятнадцатом спас Москву от войск Деникина; я находился в его штабе; вместе с Серебряковым работал Сталин; Иосиф Виссарионович возненавидел его за то, что американский журналист Джон Рид, приехавший тогда к нам, на Сталина не обратил внимания, писал о Серебрякове, восхищался им открыто, по-детски как-то... Серебряков был одним из тех, кто в двадцать четвертом году заявил: "Партия перерождается, царствуют верхи, установлен бюрократический режим, отъединяющий ЦК от народа". Сейчас мне предстоит послать под пулю любимца партии Бухарина. Нет человека интеллигентней, добрее и чище, чем Николай Иванович. Он, и никто другой, должен был стать лидером страны. Но он предал всех нас, проиграв схватку чудовищу по фамилии Сталин. Поэтому я приговорю его к расстрелу. Политик не имеет права на проигрыш. Не согласны? Согласны. Теперь у нас все согласны. Я и впредь буду судить и отправлять в подвал, на расстрел лучших большевиков- ленинцев. Или - я, или - меня... Цицерон был прав: "Труд создает мозолистую преграду против боли".
Ульрих возвращается на свое место, раскрывает папку с делом, водружает на нос очки, читает что-то, оглядывая при этом подсудимых. Поднимается корпусной военный юрист Матулевич.
М а т у л е в и ч. Я, заместитель товарища Ульриха, член Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) Илья Матулевич. Вместе с товарищами Ульрихом, Иевлевым и Вышинским мы провели первые процессы, расстреляв двух членов Политбюро, семь членов ЦК, восемь кандидатов в члены ЦК и пять членов ЦКК партии. Почему партия и лично Иосиф Виссарионович доверили мне эту многотрудную работу? Потому, что я, Матулевич, в двадцать четвертом году примкнул к троцкистской группе героев гражданской войны Антонова-Овсеенко, Смирнова и Серебрякова... Я устно поддержал их декларацию: "Если события будут развиваться так и в дальнейшем, то мы из партии рабочего класса превратимся в партию молчаливых бюрократов, заевшихся сановников, узурпаторов революции". Помощник товарища Сталина, его боевой друг Лев Захарович Мехлис вызвал меня к себе в ЦК на Воздвиженку: "Смотри, Матулевич, - сказал он, - твое право поддерживать оппозицию, но тогда будь честен перед самим собой, откажись от своего ромба, автомобиля марки "Линкольн", кремлевского пайка и отправляйся на завод к станку. Одновременно на двух стульях сидеть невозможно..." И я отрекся... Да, тяжело болел отец, да, лекарствами снабжали только в спецклинике, но оправдание ли это? Я стал преступником... Я сужу честнейших ленинцев... Я пытаюсь успокаивать себя словами товарища Троцкого: "Партия всегда права". Партии, а значит, советскому народу угодны эти процессы. Если нет - нас бы смели. А нам аплодируют, славят, как героев борьбы за чистоту идеи. Вам, присутствующим на этом процессе, угодно происходящее! И мы будем продолжать наше чудовищное дело у вас на глазах. Вы станете реветь, требуя крови бывших кумиров. Кто посмеет промолчать - будет арестован здесь же, в этом зале. Вы знаете это так же, как и я. Да, мы судилище преступников. А вы приготовились к тому, чтобы должным образом реагировать в нужных местах? Смотрите мне, засранцы!
Матулевич возвращается на свое место. Поднимается второй член суда, дивизионный военный юрист Борис Иевлев, выходит на авансцену.
И е в л е в. Я -: второй заместитель продажного мерзавца Ульриха... Зовут меня Борис Иевлев... Мне до сердечных колик жаль товарища Бухарина... При нем и Рыкове моя родня счастливо жила на Орловщине... Какая кипень была в садах весною! Как соловьи разливались! А сейчас там - кладбище, мор, страх господень... Но - с другой стороны - кто мне дал в Москве двухкомнатную квартиру? Партмаксимум? Персональную машину? Дачу в Малаховке? Секретарей? Шоферов и помощников? Кто вытащил меня из деревенской грязебы в московскую чистоту и уют? В своей "Науке поэтики" Гораций говорит, что характерной чертой стариков является неумеренное расхваливание прошлого... Верно. Я постоянно ощущаю свою старость, хотя мне нет и сорока, я боюсь будущего, я мечтаю, чтобы все было как было или как есть. Во имя этого я вынесу обвинительный вердикт кому угодно. Жизнь - это борьба с окружающими за выживание. Идеи, лозунги, призывы - мура собачья. Надо честно служить тому, кто платит. И запретить человечеству проклятое право на вопрос. Нет ничего страшнее вопроса! Бойтесь вопросов, товарищи! Под знаменем партии Ленина - Сталина - вперед, к победе коммунизма! Чего аплодируете, олухи?! Серьезно верите в эту сказочку для бедных?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23