КТО ИЗ НИХ НАСТОЯЩИЙ ХОЛЛИС ХАРИНГТОН?
Было здесь и изображение дома, который он узнал, несмотря на его
ветхость, и ниже еще одно изображение того же дома, но идеализированного,
сверкающего белой краской и окруженного аккуратным садом.
Он не побеспокоился прочесть надпись между рисунками этих домов. Он
знал, что там написано.
А вот и сама статья:
"Действительно ли Холлис Харингтон больше, чем человек? Действительно
ли он таков, каким считает себя человек, созданный собственным
воображением, живущий в невероятно призрачном мире счастливой жизни и
хороших манер? Или это не более, чем тщательно выработанная поза,
проявление исключительного умения приукрашивать, а также самореклама? Или
все было необходимо для создания той гладкой, глубокомысленной,
многозначительной прозы, которую он писал свыше тридцати лет - чтобы
придумать свой мир и поверить, что он живет в нем..."
Чья-то рука закрыла текст так, что он не мог читать дальше. Он поднял
голову. Это оказалась рука хозяйки, и он увидел блеск в ее глазах. Хозяйка
готова была заплакать.
- Мистер Харингтон, - сказала она, - пожалуйста, мистер Харингтон!
Пожалуйста, не читайте этого, сэр!
- Но, мисс...
- Я говорила Гарри, чтобы он не оставлял здесь этот журнал. Он должен
был его спрятать. Но Гарри ответил, что вы бываете здесь только по
субботам...
- Я бывал здесь раньше?
- Почти каждую субботу, - удивленно ответила она. - Каждую субботу в
течение многих лет. Вам нравится наш пирог с вишнями. Вы всегда просите
кусок пирога.
- Да, конечно...
На самом деле у него не было никакого представления об этом кафе,
если только он не считал все время, что это какое-нибудь другое место,
какая-то прекрасная, выложенная золотыми плитами, столовая высшего
качества.
"Но ведь невозможно, - сказал он себе, - притворяться так долго. На
короткое время, может быть, но не на тридцать лет. Никто не способен на
такое, во всяком случае, без посторонней помощи..."
- Я забыл, - сказал он хозяйке. - Я расстроен сегодня вечером. Не
найдется ли у вас куска пирога с вишнями?
- Конечно, найдется.
Она достала из шкафа пирог, отрезала кусок и положила на тарелку.
Затем поставила тарелку перед ним.
- Простите, мистер Харингтон. Простите за то, что я не спрятала этот
журнал. Не обращайте на него внимания. Не обращайте внимания на то, что
говорят и пишут. Все мы так гордимся вами! - Она перегнулась через стойку.
- Не обращайте внимания. Вы слишком велики для них!
- Не могу в это поверить! - ответил Холлис Харингтон.
И это была чистая правда: он слишком устал, чтобы что-нибудь
выдумывать. Его заполняло такое сильное недоумение, что больше ни на что
не оставалось места.
- Я хочу иметь с вами дело, - говорил ему незнакомец в углу будки
много лет назад.
Но что за дело? Никаких воспоминаний и никаких догадок.
Он писал в течение всех этих тридцати лет и был хорошо вознагражден -
не деньгами и славой, разумеется, а чем-то другим. Большим белым домом,
стоящем на холме в прекрасной местности, старым слугой, как из книжки с
картинками, старой матерью в стиле Уистлера, романтической смесью радости
и горести от могильной плиты.
Но теперь работа была завершена и иллюзии кончились. Плата
прекратилась, и призраки, бывшие ее частью, тоже исчезли. Слава и показной
блеск покинули его сознание. Больше он не мог видеть старую разбитую
машину в виде гладкого сверкающего автомобиля. Теперь он умел правильно
прочесть надпись на могильном камне. И сон о матери в стиле Уистлера исчез
- но он был так крепко отпечатан, что еще сегодня вечером он ехал к дому,
адрес которого был взят из его воображения.
Он помнил, что видел весь мир, покрытый глянцем, как на книжных
иллюстрациях. Возможно ли это? Может ли человек в здравом уме верить в
иллюзии в течение тридцати лет? Или он безумен?
Он хладнокровно обдумал последнее предложение и нашел его
маловероятным: вряд ли безумец мог в течение тридцати лет писать так, как
писал он. А то, что он действительно писал, доказывали сегодняшние слова
сенатора.
Итак, все остальное было иллюзией: больше ничем оно быть не могло.
Иллюзией, возникшей при помощи безликого незнакомца, который захотел иметь
с ним дело много лет назад.
"Хотя, - подумал он, - значительных усилий для этого не требовалось.
Склонность к самообману сильна в человеческой расе. Это ясно видно в
детях. Для них все воображаемое становится реальным. И есть множество
взрослых, которые заставляют верить себя в то, что, как они считают,
принесет им мир и спокойствие. Разумеется, отсюда не так уж велик шаг и до
иллюзорного мира..."
- Мистер Харингтон, вам понравился пирог?
- Разумеется, - ответил Харингтон, отрезая кусочек.
Итак, плата - способность бессознательным усилием создавать особый
мир, в котором он живет. А возможно, все это - обязательное условие для
его работы. Точно рассчитанный мир и образ жизни, в котором он наилучшим
образом выполнит свое предназначение.
Но какова цель всего этого?
У него не было ни малейшего представления об этой цели. Разве что
сама работа и была его целью.
Музыка по радио прервалась, послышался торжественный голос:
"Мы прерываем нашу программу, чтобы сообщить вам новость.
Ассошиэйтед-пресс только что сообщило, что Белый дом назначил сенатора
Джонсона Эпрайта на пост Государственного секретаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13