Дик сидел за столом, погруженный в приятный процесс насыщения; перед ним стояла кружка с пивом, тарелка с жареной дичью и лежали нарезанные ломти хлеба.
Это был его завтрак, хотя солнце, светившее сквозь вершины буков, показывало, что время близится к обеду и Бет уже давно позавтракала. Но Дик вернулся домой поздно ночью, усталый после долгого путешествия, и проспал на своей соломенной постели до половины дня, пока колокола в бэлстродской усадьбе не прозвонили двенадцать.
— Кто-нибудь был здесь без меня, дочка? — спросил он у Бетси. По-видимому, он еще не успел поговорить с ней после своего возвращения.
— Да. Солдат из усадьбы приходил, два раза был здесь.
— Солдат! — пробормотал Дик явно неодобрительным тоном. — Черт бы его побрал, чего ему здесь надо? Он тебе говорил, зачем он сюда пожаловал?
— Сказал только, что ему нужно видеть тебя.
— Меня? Да ты так ли поняла, дочка?
— Так он сказал, отец.
— А ты уверена, что он приходил не затем, чтобы увидеть тебя?
С этими словами лесник испытующе поглядел в лицо дочери.
— Да нет, отец! — ответила Бетси, нимало не смущаясь под его взглядом. — Что ему до меня? Он сказал, что у него поручение к тебе и что его капитан хочет поговорить с тобой по какому-то делу.
— Что это может быть за дело у меня с капитаном? Ну-ну! А он тебе ничего не сказал?
— Нет.
— И ни о чем не спрашивал?
— Спросил только, не знаю ли я мистера Генри Голтспера и где он живет.
— А ты ему что сказала?
— Я сказала, что ты его знаешь, а живет он в старом доме в Каменной Балке.
Красотка Бетси не сочла нужным сообщить отцу, что кирасир говорил не только это, а и многое другое, так как все это были разные любезности, относящиеся только к ней.
— Что это он о нем спрашивал? — пробормотал Дэнси. — Как бы из этого чего не вышло! Надо оповестить мастера Голтспера, да поскорее! Я вот сейчас поем, да и пойду туда. Уилл тоже заходил без меня, — продолжал он, снова обращаясь к дочери. — Я его вчера ночью видел у мастера Голтспера. Он мне сказал, что был здесь.
— Да, он был два раза. И в последний раз застал здесь того самого солдата. Они даже поругались из-за чего-то.
— Поругались? Вот как! Из-за чего же, дочка?
— А кто их там разберет! Ты же знаешь, отец, что Уилл прямо из себя выходит, когда кто-нибудь осмелится заговорить со мной. Это просто невыносимо, и я больше не желаю этого терпеть! Он так надоел мне своими попреками в тот день! Чего только он не наговорил мне! А какое право он имеет так со мной разговаривать?
— Вот что я тебе скажу, дочка: Уилл Уэлфорд имеет право говорить с тобой так, как он считает нужным. Он тебе добра желает, а ты с ним уж больно резка, я сам слышал: такое говоришь, что самого лучшего друга может обозлить. Тебе надо переменить свое поведение, а то как бы Уиллу Уэлфорду не наскучили твои штучки! Гляди, как бы он не вздумал поискать себе жену где-нибудь в другом месте!
«Вот как бы я была рада!» — подумала Бетси. Она едва удержалась, чтобы не сказать этого отцу, но, так как знала, что это приведет его в бешенство, ничего не ответила на его слова.
— Я уже тебе сказал, дочка, что встретил Уилла Уэлфорда вчера ночью. Ну, мы с ним маленько поговорили о том о сем, и я так понял, что он собирается прийти сюда и ему надо сказать тебе что-то очень важное.
По омрачившемуся лицу Бетси нетрудно было угадать, что она прекрасно понимает, в чем будет заключаться этот «важный» разговор.
— Ну, а теперь, Бет, — сказал лесник, отодвигая тарелку с обглоданными костями и осушая кружку, — дай-ка мне старую шляпу да мою ореховую дубинку. Придется мне идти в Балку пешком — бедная скотина еле жива после нынешней ночи. Может, мастер Голтспер сам придет сюда… Я ведь должен был зайти к нему пораньше, а проспал. Он так и говорил, что, может, сам заедет. Так вот, коли заедет, ты скажи, что я тут же и вернусь, если не застану его дома или не встречу по дороге.
С этими наставлениями великан-лесник протиснулся в узкую дверь своей лачуги и направился густой чащей Вепсейского леса в сторону Каменной Балки.
Едва только он скрылся из виду, Бет быстро юркнула в маленькую комнатку и, схватив щетку, стала поспешно приглаживать свои длинные волосы.
В осколке зеркала, величиной с тарелку, отражалось красивое лицо девушки, в котором самый придирчивый знаток женской красоты вряд ли нашел бы какой-нибудь недостаток. Это было лицо настоящего цыганского типа — нос с горбинкой, пронзительные очи, смуглая золотистая кожа и густые волосы цвета воронова крыла; высокая, мускулистая фигура, похожая на фигуру юноши, с сильно развитыми руками и ногами, отличалась стройностью и гибкостью. Ничего нет удивительного в том, что Марион Уэд сочла ее достойной любви Генри Голтспера, а Генри Голтспер считал Уилла Уэлфорда недостойным обладать ею.
— Вот бы он пришел, а на мне это заношенное платье и волосы висят космами, как хвост у отцовской клячи! Да я бы не знала, куда деваться от стыда! Я думаю, что успею немножко принарядиться. Ох, уж эти волосы! Никак с ними не справишься — этакая гущина! Чтобы их заплести, нужно столько же времени, сколько на моток пряжи!.. Ну, вот так! Сиди, где я тебя воткнула, противная гребенка! Это подарок Уилла — не жаль, если и сломается! Теперь — воскресное платье, воротничок, манжеты! Конечно, они не так нарядны, как у мисс Марион Уэд, а все-таки они мне к лицу. Вот если бы еще можно было носить перчатки, такие маленькие, красивые белые перчатки, какие я видела у нее на руках! Но куда мне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130