..
– Эй! Остынь, Дэвид! Не будем пороть горячку. Ты останешься там, где я могу с тобой связаться, и подавляешь в себе импульс саморазрушения. Я занимаюсь остальным, так что не беспокойся. Ты возвращаешься на работу?
– Завтра. Завтра начну действовать. Это лучше, чем сидеть и ждать у моря погоды. Спасибо вам. Мне теперь будет легче работать, зная, что хоть что-то делается.
– Что-то делается, – эхом отозвалось в трубке.

* * *

Маргарет Армстронг положила трубку на рычаг и сквозь приоткрытую дверь офиса взглянула на больных, ожидающих приема... человек десять с проблемами различной сложности, которые почти наверняка будут ею решены. Даже по прошествии стольких лет она изумлялась собственным возможностям.
«Мама, мама. Скажи, чем я могу тебе помочь?»
Она понимает теперь. У нее есть знание и власть, и она многое понимает. Но как в то время она могла знать, что правильно, а что неправильно? Она продолжала оставаться девочкой... всего лишь пятнадцатилетней девочкой.
"Убей меня! Ради Бога, пожалуйста, убей меня!
"Мама! Прекрати! Ты не понимаешь, что говоришь. Разреши, я тебе дам что-нибудь от боли. Когда тебе станет лучше, ты перестанешь говорить такие вещи. Я знаю – перестанешь.
"Нет, дочка. Это не поможет. Лекарства мне дают, но боль не проходит вот уже много дней подряд. Ты должна мне помочь. «Мама, я боюсь. Я ничего не соображаю. Эта женщина в коридоре так кричит, я ничего не соображаю. Я боюсь Я... я ненавижу это место».
«Подушка. Просто полозки мне ее на лицо и крепко нажми. Все произойдет очень быстро».
«Мама, пожалуйста. Я не могу сделать это. Должен быть какой выход. Другой. Пожалуйста, помоги мне понять. Подскажи мне, что делать...»
Секретарша Маргарет Армстронг несколько раз звонила ей по селектору, потом подошла к двери ее кабинета и постучалась. – Доктор Армстронг?
Дверь распахнулась, и секретарша мгновенно поняла, что ей нужно проявить терпение. Она застала главу кардиологического отделения в те редкие минуты, когда та отрешилась от всего происходящего. В такие моменты она сидела за столом, рассеянно теребя халат и невидящим взором уставившись вдаль. Секретарша знала, что такое случается с доктором и быстро проходит.
Молодая девушка осторожно прикрыла за собой дверь и вернулась к своему столу. Не прошло и трех минут, как зуммер селекторной связи загудел.
Разговор с Маргарет Армстронг и намеченный план действия, пусть и путаный, заметно поднял настроение Дэвида. А после органной музыки Баха и двадцати минут интенсивных упражнений с гантелями он вообще повеселел. Он принял душ, переоделся и, растянувшись на кровати, листал журнал, когда услышал, как повернулся ключ во входной двери. Он бросился в холл, и в это время вошла Лорен. Если бы не плащ и шляпа с обвисшими полями, можно было подумать, что она вернулась с вечеринки в саду: Светло-голубое платье плотно облегало ее тело, а на бронзовой шее красовалось тонкое ожерелье из золота.
Те несколько мгновений, что он стоял и глядел на нее, были для него сейчас важнее всего на свете. Но когда он прямо посмотрел ей в лицо, она отвела глаза в сторону. Внезапно Дэвид почувствовал, что даже боится прикоснуться к ней. – Добро пожаловать домой, – неуверенно проговорил он, осторожно протягивая руку. Она взяла его руку и обняла его, но в ее движении не было теплоты. Ее холодность и запах духов – это были те же духи, которыми она душилась в день своего отъезда – наполнили его чувством одиночества и неведомой приближающейся опасности.
– Я не имел ни малейшего представления о том, когда ты вернешься, – сказал он, надеясь, что ее ответ поможет развеять опасения.
– В последний раз, когда я тебе звонила, я сказала, что готовлю материал по Кормиеру, – ответила она, усаживаясь в кресло, стоящее в комнате. Дэвид отметил, что она не села на тахту. – Какая паршивая история получилась, – продолжала она. – Из всех людей, у которых я когда-либо брала интервью, единственный, кому я всецело доверяла, был Дик Кормиер. Его похороны явились событием. Выступал президент, главный судья и...
Дэвид, не в силах больше вынести напряжения и эту нервную болтовню, резко оборвал ее.
– Лорен, ты хочешь сказать что-то более важное, не так ли? То есть дело не только в сенаторе. Что-то грызет тебя. Пожалуйста, высказывай все. Я... у меня сейчас так муторно на душе. Я должен тебе многое сказать, но сначала надо объясниться. – У нее другой, подумал он. Лорен встретила другого мужчину. И судя по ее лицу, так оно и есть. Она смотрит в окно, кусая губы. Дэвиду показалось, что она готова расплакаться, но когда Лорен заговорила, в ее голосе он уловил больше раздражения, чем грусти.
– Дэвид, – начала она, – когда я приехала домой, меня ждал там полицейский. Я провела два часа в полицейском участке, отвечая на вопросы лейтенанта Докерти... даже очень личные... касающиеся тебя и нас с тобой.
– Тебе Докерти объяснил в чем, собственно, дело? – спросил он, поняв, что соперника у него нет.
– Только в общих чертах, – ответила она, качая головой. – На первых порах он был достаточно любезен, но потом его вопросы стали более острыми... и наглыми. В конце концов я не выдержала и заявила ему, что без адвоката не буду говорить с ним. Он дал ясно понять, что у тебя нелады с психикой и что я стараюсь выгородить тебя. Дэвид, я не могу...
– Сволочь! – закричал Дэвид. – Когда все кончится, он ответит за эту грязь... Я достаточно натерпелся от него. – Он сжал кулаки так, что они побелели. – Лорен, это настоящий кошмар. Этот человек одержим вендеттой. Едва я предстал перед ним на допросе, он, словно зашоренный, стал гнаться за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102