ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Автомобиль проносится с невообразимой быстротой, давит и расшвыривает звенящую в голове фальшивую фразу. Не останавливается. Пронзительный визг. Ее? Алоизас бросается к окну и, откинув гардину, вонзается взглядом во тьму. Рядом с мужской головой — головка женщины. Бьется о стекло. От напряженного вглядывания, от тактов Прокофьева, приближающих падение занавеса, в глазах — зигзаги молний. Ее пелерина! Там она, там! Куда ее везут?! Словно от взрыва, рассеивается, разбрызгивается лед пространства. Алоизас набирает в легкие воздух, в один прыжок минует коридор, другим преодолевает каскад ступеней.
Темно и мокро на улице. Жуткий час, когда ни стены домов, ни мокрый асфальт и голые деревья, ни все отчужденное от тебя, спокойно ужинающее человечество ничем не в состоянии помочь. Когда-то он уже выскакивал на улицу при подобных обстоятельствах. Теперь стал хитрее. Нет безвыходных положений, теперь он ко всему готов. Как маленький метеор, накатывается поджарый «жигуленок». Алоизас, растопырив руки, выскакивает на середину мостовой. Пронзительно визжат прекрасно отрегулированные тормоза.
— За «Волгой»! Не упускайте из виду!
— Дорого будет стоить, шеф,— скалит зубы рыжий парень в кожаной куртке.
Алоизас выхватывает из бумажника четвертную, бросает парню.
— Йес, шеф!
Не волнуйтесь, мы их и в аду настигнем. В случае надобности крылья выпущу. Видели фильмы о Фантомасе?
— Получил свое и заткнись,— сквозь стиснутые зубы цедит Алоизас.
Какое-то время ничего не слышно — только бешеный свет раздираемого воздуха. И не видно ничего, кроме летящего впереди света. Два упругих световых кома рвутся вперед, то сливаясь, то разъединяясь. «Волга» выжимает бешеную скорость и на склоне повисает в воздухе. Прыгает и парит следом их метеор.
— Шеф, они кинулись в горы! — визжит рыжий.— Я не могу с такой скоростью по этому серпантину! Боюсь...
Серпантин между Вильнюсом и Неменчине? Может, сгрудились сгустки тьмы, может, черные сосняки на холмах? Или придавившие землю тучи?
Алоизас швыряет водителю еще одну четвертную.
— Теперь порядочек, теперь самому черту хвост прищемим! — сливается с ревом мотора алчное дыхание рыжего парня.— Впереди разобранный мост. Они прозевали знак!
— Обогнать, остановить! — рычит Алоизас.— Она должна жить, понимаешь? Если с ней что-нибудь случится, у меня, как граната, взорвется сердце!
Пронзительный визг покрышек и воздуха. Вот-вот оглушит страшный треск и придавит не менее страшная, тяжелая, как слиток свинца, тишина.
— Вот те на! Скрипите зубами и ничего не кушаете. Сколько можно держать на вилке кусочек котлеты? Лионгина будет ругаться, милый Алоизас, что я не покормила вас.
Кто это? Что за женщина в черном платье и с дразняще белой шеей? Что надо ей здесь, где все наполнено ожиданием? Кто ее пустил, словно какую-то насмешку? Страшен этот бал, когда... Очухайся, ничего не произошло! Музыка Прокофьева... Парафразы приключений... Хватит, брось ты свои несерьезные книжонки! Ее зовут Аня, бывшая Аницета Л., приятельница Лионги-ны, если верить Лионгине. Шея Ани трепещет от сдерживаемого смеха. Догадалась, где я побывал? Смеется, будто знает, что еще может произойти? Да ничего не произойдет. Абсолютно ничего. Все, чему суждено было случиться, уже случилось.
— Я сыт... Простите, сыт!
И Алоизас, покачиваясь, уползает в свое логово.
Прошаркали сонные шаги, призрачно прошелестела упругая легкая материя. Лионгина узнала свой японский халат. Лежу и хожу одновременно?
— Лина,— окликнули приглушенно,— тебя спрашивают. —- Кто?
— Какая-то баба.
— Спасибо.
Ложись, Аницета.
— Аня... Аня я.— Подруга настойчиво поправила и усмехнулась. В темноте белели ее шея и грудь.
Зачем понадобилась мне Аницета? Затаскает вконец мой новенький халат. И по утрам в квартире мельтешит. Неприятно. Зачем она тут? Почему? Днем Лионгина опять будет доброй, собранной, будет знать, почему так, а не иначе,— слишком хорошо будет знать! — и очевидная разница этих двух состояний ее раздражает.
Алоизас до последнего мгновения лежал, не выдавая себя. Как неподъемная вещь, как бревно.
— Кто там?
— Телефон, спи!
На ночь один аппарат выключается. Другой — под боком у Ани.
— Начнут еще по ночам ломиться,— проворчал у самого уха.
— Никто не ломится, спи.
Алоизас привстал, вытянул ноги, сложил руки на груди. Вырастал в полумраке, точно подпиленное дерево, которое кто-то надумал подпереть. Голос, сопение и движения свидетельствовали о неудовольствии. Не одобрял и того, что происходит своевременно, тем более — не вовремя.
— Не тебя зовут, успокойся.
— Разбудили-то меня.
— Кто тебе мешает снова заснуть?
Ты, кто же еще? И во сне не забыл, как извелся, ожидая ее. Пребывал в странном состоянии, лишавшем сил и разума. Гнался за воображаемыми похитителями по воображаемым горным дорогам. Сохранил ли еще здравый рассудок? В молодости выскакивал ночами на улицу. Тогда был обязан так поступать, тогда она могла сломаться от чужого прикосновения, как соломинка. Теперь разъезжает на служебной машине или подхалимы на «Волгах» подбрасывают. И правда, не схожу ли с ума? Когда-то, соскучившись, действительно бродил около дома, полный надежд и тайной радости,— я люблю тебя, люблю, слышишь? — весело топал прямо по лужам, помнит их брызги, запах сбросивших листья деревьев, а вчерашняя бешеная погоня пахла поблекшей типографской краской. Словно наглотался бумаги, давился ею, как жвачкой. Если с ней что-нибудь случится, у меня, как граната, взорвется сердце! Ведь это издевательство над Лионгиной, надо мной, над моим страхом, вечным страхом, что она не вернется, и не потому, что на нее кто-то нападет или собьет грузовик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209
Темно и мокро на улице. Жуткий час, когда ни стены домов, ни мокрый асфальт и голые деревья, ни все отчужденное от тебя, спокойно ужинающее человечество ничем не в состоянии помочь. Когда-то он уже выскакивал на улицу при подобных обстоятельствах. Теперь стал хитрее. Нет безвыходных положений, теперь он ко всему готов. Как маленький метеор, накатывается поджарый «жигуленок». Алоизас, растопырив руки, выскакивает на середину мостовой. Пронзительно визжат прекрасно отрегулированные тормоза.
— За «Волгой»! Не упускайте из виду!
— Дорого будет стоить, шеф,— скалит зубы рыжий парень в кожаной куртке.
Алоизас выхватывает из бумажника четвертную, бросает парню.
— Йес, шеф!
Не волнуйтесь, мы их и в аду настигнем. В случае надобности крылья выпущу. Видели фильмы о Фантомасе?
— Получил свое и заткнись,— сквозь стиснутые зубы цедит Алоизас.
Какое-то время ничего не слышно — только бешеный свет раздираемого воздуха. И не видно ничего, кроме летящего впереди света. Два упругих световых кома рвутся вперед, то сливаясь, то разъединяясь. «Волга» выжимает бешеную скорость и на склоне повисает в воздухе. Прыгает и парит следом их метеор.
— Шеф, они кинулись в горы! — визжит рыжий.— Я не могу с такой скоростью по этому серпантину! Боюсь...
Серпантин между Вильнюсом и Неменчине? Может, сгрудились сгустки тьмы, может, черные сосняки на холмах? Или придавившие землю тучи?
Алоизас швыряет водителю еще одну четвертную.
— Теперь порядочек, теперь самому черту хвост прищемим! — сливается с ревом мотора алчное дыхание рыжего парня.— Впереди разобранный мост. Они прозевали знак!
— Обогнать, остановить! — рычит Алоизас.— Она должна жить, понимаешь? Если с ней что-нибудь случится, у меня, как граната, взорвется сердце!
Пронзительный визг покрышек и воздуха. Вот-вот оглушит страшный треск и придавит не менее страшная, тяжелая, как слиток свинца, тишина.
— Вот те на! Скрипите зубами и ничего не кушаете. Сколько можно держать на вилке кусочек котлеты? Лионгина будет ругаться, милый Алоизас, что я не покормила вас.
Кто это? Что за женщина в черном платье и с дразняще белой шеей? Что надо ей здесь, где все наполнено ожиданием? Кто ее пустил, словно какую-то насмешку? Страшен этот бал, когда... Очухайся, ничего не произошло! Музыка Прокофьева... Парафразы приключений... Хватит, брось ты свои несерьезные книжонки! Ее зовут Аня, бывшая Аницета Л., приятельница Лионги-ны, если верить Лионгине. Шея Ани трепещет от сдерживаемого смеха. Догадалась, где я побывал? Смеется, будто знает, что еще может произойти? Да ничего не произойдет. Абсолютно ничего. Все, чему суждено было случиться, уже случилось.
— Я сыт... Простите, сыт!
И Алоизас, покачиваясь, уползает в свое логово.
Прошаркали сонные шаги, призрачно прошелестела упругая легкая материя. Лионгина узнала свой японский халат. Лежу и хожу одновременно?
— Лина,— окликнули приглушенно,— тебя спрашивают. —- Кто?
— Какая-то баба.
— Спасибо.
Ложись, Аницета.
— Аня... Аня я.— Подруга настойчиво поправила и усмехнулась. В темноте белели ее шея и грудь.
Зачем понадобилась мне Аницета? Затаскает вконец мой новенький халат. И по утрам в квартире мельтешит. Неприятно. Зачем она тут? Почему? Днем Лионгина опять будет доброй, собранной, будет знать, почему так, а не иначе,— слишком хорошо будет знать! — и очевидная разница этих двух состояний ее раздражает.
Алоизас до последнего мгновения лежал, не выдавая себя. Как неподъемная вещь, как бревно.
— Кто там?
— Телефон, спи!
На ночь один аппарат выключается. Другой — под боком у Ани.
— Начнут еще по ночам ломиться,— проворчал у самого уха.
— Никто не ломится, спи.
Алоизас привстал, вытянул ноги, сложил руки на груди. Вырастал в полумраке, точно подпиленное дерево, которое кто-то надумал подпереть. Голос, сопение и движения свидетельствовали о неудовольствии. Не одобрял и того, что происходит своевременно, тем более — не вовремя.
— Не тебя зовут, успокойся.
— Разбудили-то меня.
— Кто тебе мешает снова заснуть?
Ты, кто же еще? И во сне не забыл, как извелся, ожидая ее. Пребывал в странном состоянии, лишавшем сил и разума. Гнался за воображаемыми похитителями по воображаемым горным дорогам. Сохранил ли еще здравый рассудок? В молодости выскакивал ночами на улицу. Тогда был обязан так поступать, тогда она могла сломаться от чужого прикосновения, как соломинка. Теперь разъезжает на служебной машине или подхалимы на «Волгах» подбрасывают. И правда, не схожу ли с ума? Когда-то, соскучившись, действительно бродил около дома, полный надежд и тайной радости,— я люблю тебя, люблю, слышишь? — весело топал прямо по лужам, помнит их брызги, запах сбросивших листья деревьев, а вчерашняя бешеная погоня пахла поблекшей типографской краской. Словно наглотался бумаги, давился ею, как жвачкой. Если с ней что-нибудь случится, у меня, как граната, взорвется сердце! Ведь это издевательство над Лионгиной, надо мной, над моим страхом, вечным страхом, что она не вернется, и не потому, что на нее кто-то нападет или собьет грузовик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209