- Не занимайтесь демагогией! В конце концов, разве не ваша религия
учит покоряться земным властям?
- Христос говорил: "Воздай кесарю кесарево, а Богу - Богово", -
возразил Петр. - В данном случае вы посягаете на то, что вам не
принадлежит, Координатор.
- Послушайте, я не искушен в религиозных диспутах, - Координатор
сплел пальцы и вновь расцепил их. - Впрочем, никакое богословие не помогло
бы вам справиться с озверевшей и обезумевшей толпой, идущей на штурм
Университета и громящей все на своем пути. Тогда мы справились. Но теперь
возрождение человечества снова под угрозой из-за вашего... - он чуть не
сказал "идиотского", но сдержался, - из-за вашего неуместного упрямства.
- Ситуация действительно так безнадежна? - спросил Петр. - За все
время в Колонии не родилось ни одного ребенка?
- Согласно закону дети-мутанты подлежат немедленной эвтаназии.
Человечеству лучше погибнуть, чем превратиться в стаю выродков! - повысил
голос Координатор, заметив возмущенный жест священника. - Но нам почти ни
разу не приходилось применять этот закон. Самим своим существованием он
удерживает людей от бессмысленных попыток. Разумеется, никто, кроме
руководства Колонии, не знает всей картины. Каждый колонист знает, что он
не годится для продолжения рода, но думает, что есть другие, которые
годятся. Если бы люди узнали правду, отчаяние погубило бы Колонию. Но
подумайте о нас, священник! - Координатор глядел в глаза собеседнику. -
Подумайте о тех, кто ценой величайших усилий создал Колонию, не щадя ни
себя, ни других - и оказался перед лицом тщетности всех этих усилий. Уже
многие месяцы мы жили без надежды на то, что носитель здоровых генов
явится извне. Основные силы нашей науки брошены на медицинские
исследования. Генная инженерия, даже партеногенез...
- Партеногенез?
- Размножение без оплодотворения. Непорочное зачатие, по вашей
терминологии. Правда, в отличие от евангельской истории, реальный
партеногенез приведет к тому, что на Земле будут жить одни женщины. Но
лучше уж это, чем полное исчезновение людей. И не смотрите на меня скорбно
и осуждающе! Я прекрасно знаю, что церковь всегда осуждала вторжение науки
в человеческую природу. Вы предпочитаете сочувствовать голодному, нежели
дать ему хлеба.
- Не хлебом единым...
- Да плевать я хотел на ваши цитаты! Наука не нуждается в церковном
благословении. Но мы не знаем, увенчаются ли успехом наши исследования. Мы
слишком ограничены в средствах и во времени.
- Я буду молиться за успех ваших опытов - в той мере, в какой они
послужат исправлению сделанного людьми зла, а не искажению творения
Божьего.
- Молиться... - Координатор невесело усмехнулся. - Когда я говорю об
ограниченности во времени, то имею в виду не продолжительность
человеческой жизни. Нам нужен успех гораздо скорее, ибо люди уже чуют
неладное. Советник по безопасности доносит о ползущих по Колонии слухах.
Необходимо как можно скорее предъявить колонистам здоровых детей, иначе на
нас снова обрушится хаос, и мы уже не сможем его сдержать.
- Я сделаю все, чтобы успокоить отчаявшихся. Если надо, я готов
пожертвовать жизнью. Но нарушить обет...
Досадливая гримаса исказила лицо Координатора, но в этот момент
загудел селектор.
- Советник по информации, - раздался в динамике голос охранника.
- Идите и подумайте, священник, - сказал Координатор. - Я не могу
тратить на вас все свое время. Но я пришлю Советника по культуре.
И в самом деле, через несколько часов после того, как отец Петр
вернулся в свое новое жилище, в его дверь постучали, и в комнату вошел
невысокий, совершенно лысый - как и многие в Колонии - человек лет
шестидесяти, некогда, вероятно, довольно полный, но сильно похудевший
впоследствии, отчего щеки его свисали, как у породистой собаки; и в глазах
его было что-то собачье, мудрое и безнадежно-печальное. Это и был Советник
по культуре.
- Вы тоже собираетесь уговаривать меня? - спросил священник. Кажется,
его вопрос прозвучал излишне резко, о чем он тут же пожалел, тем более что
гость почувствовал эту резкость.
- Не знаю, что наговорил вам Координатор, - поспешно сказал Советник,
- может, он даже угрожал вам, но вы должны его понять. Убеждение - это не
его ремесло. До Войны он был начальником городской полиции. И, надо
сказать, только такой человек и мог всех нас спасти. Именно такой, который
способен действовать быстро и решительно, без всех этих наших
интеллигентских рассусоливаний... Вам кажется странным, что я, полжизни
находившийся в оппозиции властям, теперь защищаю откровенно диктаторские
методы? - Советник печально улыбнулся. - Но вы не видели, что здесь
творилось. Это был ад, настоящий ад... Озверевшая толпа, перекошенные
лица, вопли... Повсюду огонь, пожары и факелы... Небо багрово-черное от
дыма и копоти, днем темно, как ночью. Клубится пыль, трещат выстрелы,
где-то осыпаются разбитые стекла. На главной улице баррикада из горящих
машин, на нее лезет какой-то полуголый тип, размахивающий оторванной
человеческой рукой. С крыш Университета по толпе бьют пулеметы. Штурм
библиотеки, кого-то вышвыривают из окон... - Советник сжал виски ладонями,
словно пытаясь выдавить, как гной, кошмарные воспоминания. Затем он вдруг
резко поднял голову. - Но мы прошли через это. Вы понимаете? Мы
справились. Мы обуздали анархию, отстроили убежища, наладили жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10