Ты вырастаешь прямо в Ангела-Истребителя.
Твоей мощи может быть килограммов сорок в тротиловом эквиваленте, и в рамках квартиры это, конечно, маленькая Хиросима; еще паре людей ты все скажешь - все! наконец! скажешь! прямо! в лицо! - но дальше этого, как правило, не пойдет. Тебя не завербуют в Ангелы Чарли, в Орианы Фаллачи и солдаты Джейн, и спустя пару дней станет ясно, что это и к лучшему.
Ты подумаешь: ну да, все достаточно неприятно, но ведь жили же как-то; позвоню что ли Чуковской, спрошу, все ли действительно так ужасно; а вот, кстати, в гости позвали, как славно, оладушки, винцо; хвост, что ли, сдать, давненько что-то не брали мы в руки шашек; и так вот тихонько, торопливо, по-девичьи, зачинаешь заедать, задабривать, заглаживать все эти черные дыры в голове, подсовывать внутреннему огнедышащему дракону какие-то подачки и сладости, дешевенькие, испуганные; и все унимается, и становится даже не то чтобы хорошо - сносно.
Самое смешное, что, как бы ни были беспощадны такие озарения, они иногда оказываются единственно правдивы; это как если раздернуть тяжелые гардины с утра, и под веки вопьется острый гестаповский свет - жестоко, но по-другому фига с два проснешься. Драконы из тебя никуда не деваются, они просто кормятся до отказа седативами и косеют; когда все хорошо, когда все так, как надо - бывает просто устало или печально, но никого не хочется убивать; значит, где-то действительно сломано, не заживает.
Я сегодня в журнале "Большой город" увидела варежку для влюбленных, с двумя отверстиями вместо одного, связанных так, чтобы внутри было удобно держаться за руки.
Было ощущение, что эту варежку блэйдовским мечом вогнали мне в голову: слезы текли сами собой.
Это если не считать подробных психоаналитических снов, из ночи в ночь, где я пытаюсь мучительно выяснить, что ж я сделала не так, что меня не полюбили, не услышали; это если не считать того, что все асечные беседы свелись к медикаментозным абортам и безденежью-безденежью-безденежью; это если не брать в расчет то, что у меня вожделенные каникулы, а сижу по шестнадцать часов перед монитором, каждые пару минут обновляя почту, потому что это, собственно, все общение, которое мне только по силам.
Мир мне ни черта не должен, конечно - но осадочек, осадочек остается.
И ясно же, что забудется, изгладится, успокоится. Такое время, детка, такое подлое гормональное устройство.
Только это давно так, и ты, каждый раз, как окошко почты, пытаешься обновить окружающую реальность, но она с обезоруживающей регулярностью оставляет у твоих ног одно и то же разбитое корыто.
А значит, дело ни черта не в ПМС; хотя об этом, понятно, лучше не думать.
4/02/06
@@@
Упругая,
Легконогая,
С картинками, без врагов –
Пологая
Мифология:
Пособие для богов.
Юное, тайное,
Упоительное,
Первым номером всех программ:
Посткоитальное
Успокоительное
Очень дорого: смерть за грамм.
Дикие
Многоликие,
Приевшиеся уже
Великие религии –
Загробное ПМЖ.
Дурная,
Односторонняя,
Огромная, на экран –
Смурная
Самоирония:
Лечебная соль для ран.
Пробные,
Тупые,
Удары внутри виска.
Утробная
Энтропия –
Тоска.
Глаз трагические
Круги -
Баблоделы; живые трупы.
Летаргические
Торги,
Разбивайтесь на таргет-группы.
Чугунная,
Перегонная,
Не выйти, не сойти –
Вагонная
Агония –
С последнего пути.
***
Мы вплываем друг другу в сны иногда – акулами,
Долгим боком, пучинным облаком, плавниками,
Донным мраком, лежащим на глубине веками,
Он таскает, как камни, мысли свои под скулами,
Перекатывает желваками,
Он вращает меня на пальце, как в колесе, в кольце –
Как жемчужину обволакивает моллюск,
Смотрит; взгляд рикошетит в заднего вида зеркальце,
На которое я молюсь;
Это зеркальце льет квадратной гортанной полостью
Его блюзовое молчание, в альфа-ритме.
И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью
Все, о чем он не говорит мне.
Его медную грусть, монету в зеленой патине,
Что на шее его, жетоном солдата-янки -
Эту девушку, что живет в Марианской впадине
Его смуглой грудинной ямки.
Он ведь вовсе не мне готовится – сладок, тепленек,
Приправляется, сервируется и несется;
Я ловлю его ртом, как пес, как сквозь ил утопленник
Ловит
Плавленое солнце.
***
Утро близится, тьма все едче,
Зябче; трещинка на губе.
Хочется позвонить себе.
И услышать, как в глупом скетче:
- Как ты, детка? Так грустно, Боже!
- Здравствуйте, я автоответчик.
Перезвоните позже.
Куда уж позже.
***
Я могу ведь совсем иначе: оборки-платьица,
Мысли-фантики, губки-бантики; ближе к массам.
Я умею; но мне совсем не за это платится.
А за то, чтобы я ходила наружу мясом.
А за то, что ведь я, щенок, молодая-ранняя –
Больше прочих богам угодна – и час неровен.
А за то, что всегда танцую на самой грани я.
А за это мое бессмертное умирание
На расчетливых углях взрослых чужих жаровен.
А за то, что других юнцов, что мычат «а че ваще?»
Под пивко и истошный мат, что б ни говорили –
Через несколько лет со мной подадут, как овощи –
Подпеченных на том же гриле.
***
Деточка, зачем тебе это всё?
Поезжай на юг, почитай Басё,
Поучись общаться, не матерясь –
От тебя же грязь.
Деточка, зачем тебе эти все?
Прекрати ладони лизать попсе,
Не питайся славой, как паразит –
От тебя разит.
Деточка, зачем тебе ты-то вся?
Поживи-ка, в зеркало не кося.
С птичкой за окном, с чаем с имбирем.
Все равно умрем.

12 февраля 2006 года.
@@@
Я никогда бы не стала спортсменкой: я категорически не умею проигрывать.
Я искренне не понимаю, что заставляет людей подниматься и докатывать программу, если после падения они уже не могут претендовать на высокие оценки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52