34. Друзья, которых с нами нет
После Национальной галереи и Трафальгарской площади я двинулся без особых на то причин в «Зетланд-Армз», и Амариллис оказалась там. При виде меня она улыбнулась, подняла руки – мол, сдаюсь, что уж с тобой поделаешь, и поманила меня к своему столику.
– Извини, – сказал я. – Я тебя не нарочно нашел.
– А если бы и нарочно – все равно, ничего страшного. Раз уж случилось, значит, так тому и быть.
– Чем-то все это похоже на бутылку Клейна номер пятнадцать.
– Это которая?
Я достал свое сокровище из рюкзака и протянул Амариллис:
– На, подержи.
Эта бутылка уже стала для меня фетишем: казалось, в ней таятся мистические узы, соединяющие меня с Амариллис.
– Лучше не надо, – отказалась она, отводя глаза. Наши мысли и недомолвки скользили среди этих разноцветных огоньков и светильников, теней и клубов дыма, музыки и голосов, как в лабиринте, то приближаясь, то отдаляясь от центра, наматывая петлю за петлей между виски, крепким, как тис, и горьким, как остролист, пивом.
– Чего ты боишься? – спросил я.
– Всего.
Она смотрела куда-то вдаль, задумчиво водя большим и средним пальцами вверх-вниз по стакану.
– Почему ты не смотришь мне в глаза?
– Потому что я всего боюсь. Жаль, что Квини сегодня нет.
– А что так?
– Она мне помогала верить в этот мир.
Из-за соседнего столика к нам наклонился молодой человек в рубашке в синюю полоску, с белым воротничком и при галстуке, демонстрирующем преуспеяние.
– Извините, что подслушивал, но вы часом не о той старой бультерьерше говорите, что бывала здесь с Фредом Скоггинсом?
– По всей вероятности, – кивнул я.
– Они больше не придут. Собака издохла, а Скоггинс сунул голову в петлю и отпихнул табурет.
Амариллис залилась слезами.
– Прошу прощения, – извинился наш осведомитель. – Вы что, были друзьями?
– Да, – сказал я. – Спасибо за живописный отчет.
– Прошу прощения, – повторил он. – Оставлю вас наедине. – И перебрался за дальний столик.
Амариллис выкопала из сумки скомканный платок и высморкалась.
– На самом деле он не был нам другом, – заметила она.
– По сравнению с этим типом – был. Знаешь, можно ведь прекрасно прожить и не веря в этот мир. Только смотри в оба, когда переходишь дорогу, ну и все такое прочее.
– Ах, как замечательно! – хмыкнула она. – Спасибо огромное, это решает все мои проблемы. До чего же приятно слушать, как ты городишь всякую чушь.
– Кстати, о проблемах, – начал я. – Понятно, что мотель «Сосны» был не люкс, но, когда ты пришла из-под дождя, мы, кажется, неплохо поладили. А потом ты увидела картину, вскочила и была такова.
– Живот прихватило, – пожала плечами Амариллис. – Я и до того неважно себя чувствовала, а в студии все эти запахи, понимаешь…
– Понимаю. Бывает такое от запахов.
– Я думала, на подрамнике будет мой портрет. Что с ним?
– Давай-ка я сначала принесу тебе добавки. Да и себе возьму.
Нелегкое это дело – прокручивать в голове предстоящую исповедь. Так что несколько минут передышки, пока бармен наполнял стаканы, пришлись очень кстати.
Я вернулся за столик и поднял стакан.
– За тебя? – спросил я.
– За друзей, которых с нами нет, – сказала Амариллис. Мы сдвинули стаканы, и наши взгляды тоже встретились. – Так что там с картиной? – напомнила она.
– Понимаешь, странное дело… Твой портрет, кажется, превратился в то, что ты увидела на подрамнике.
– Как это «превратился»?
– Ну, я, понятное дело, сам его написал, но как это произошло – ума не приложу. Я не был ни пьян, ни под кайфом, но, видно, ни в чем не отдавал себе отчета.
Объяснение не из лучших, но спорить она не стала.
– Ты хорошо знал Ленор?
– Более-менее. А ты?
– И я. Но, по-моему, Ленор никто не знал настолько хорошо, чтобы дать ей то, что ей было нужно.
– И что бы это могло быть? Есть гипотезы?
Амариллис покачала головой. Мы взглянули друг на друга и опустили глаза, выпили и отодвинулись бочком от этой скользкой темы.
Амариллис посмотрела на часы.
– Я иду в театр «Ангелочек» на «Спящую красавицу», – сообщила она. – Взяла два билета – на всякий случай. Хочешь со мной?
– Конечно. Спектакль, кажется, в нашем духе.
– Занятная сказка, – улыбнулась Амариллис. – Я о ней столько думала… Пыталась представить, что же видела принцесса во сне все эти годы. Может, ей снилось, что она и дальше живет как ни в чем не бывало? А ведь даже мухи в том замке погрузились в сон, и высоченная терновая изгородь разрослась и отгородила его от всего мира. В детстве я так и не посмотрела ни одного спектакля по этой сказке. Хочу наверстать.
Мы допили и двинулись на «Саут-Кенсингтон». Поезд Пиккадилли-лайн громыхал и бубнил себе под нос, пока в Найтсбридже не вошла тоненькая девушка с длинными темными волосами и аккордеоном. Она была в джинсах и футболке с надписью: «О Галуппи, Балътазаро…»
– Что скажешь? – спросил я Амариллис.
– Думаю, она ждет, пока появится кто-то подходящий и закончит цитату. Как по-твоему, что она сыграет?
– Скарлатти, наверно. А может, Солера.
Вагон был почти пустой; девушка уселась на свободное место между дверьми, расчехлила инструмент, раскрыла рот и запела что-то из «Plaisirs d'amour», аккомпанируя себе на аккордеоне. Тени и огни фонарей мелькали в ее кисло-сладком голосе. Все в вагоне умолкли и стали слушать. Мы огляделись – не появится ли сборщик денег, но никого больше не было. Девушка допела, проиграла последний куплет еще раз без слов, закрыла инструмент, улыбнулась и сошла на «Гайд-Парк-Корнер».
35. Лесной дух
Театр «Ангелочек» рассчитан на сотню зрителей, и свободных мест оставалось раз-два и обчелся. Зал заполняли чистенькие, аккуратненькие дети при нескольких взрослых, очевидно, сопровождавших и своих, и чужих отпрысков за компанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45