Мы не всегда достигаем успеха. Боже мой, мистер Белл, мы погрязли в…
Зазвонил телефон. Уолш снял трубку:
– Алло? Да, это мистер Уолш. Кто? О, привет, как поживаешь? – Он помолчал. – Да, заключение на него у меня. Одну минутку. – Уолш открыл папку, лежавшую на столе.: – Алло? Да, мы это установили. Его отец – алкоголик. Нет, не может быть никакого сомнения. Заключение лежит прямо передо мной… Да. Хорошо. Спасибо за звонок.
Уолш повесил трубку и глубоко вздохнул.
– Неустроенные семьи… У нас большинство ребят из таких семей… Вы, конечно, в курсе всех тех исследований, которые были проведены? – спросил Уолш.
– Боюсь, что нет, – ответил Хэнк.
– Их так много, что я даже не знаю с чего начать, – сказал Уолш. – Например, исследование Глюксов. В основу их системы прогнозирования положено четыре фактора: поддержание дисциплины со стороны отца, наблюдение и забота со стороны матери, любовь к ребенку со стороны родителей и сплоченность всех членов семьи. Было вычислено, что если эти факторы неблагоприятны, то вероятность детской преступности составляет девяносто восемь и одну десятую процента. Вы не думаете, что это чертовски высокий процент?
– Да, если исследование было точным.
– Нет никаких оснований считать, что оно не было точным, – сказал Уолш. – Во всяком случае ни у кого, кто работает в этой области, результат не вызывает удивления: основная масса малолетних преступников выходит из неустроенных семей.
– Что вы подразумеваете под «неустроенными семьями»?
– Разбитые, безнравственные, преступные семьи.
– Ясно, Дэнни Ди Пэйс раньше был у вас?
– Нет. Из троих только Ридон некоторое время находился здесь.
– И что?
– Вы имеете в виду, что мы узнали о нем? Он показался нам крайне агрессивным. Мать слишком много позволяет ему, а отец слишком строг. Парень типичный импульсивный неврастеник.
– Боюсь, что я вас не совсем понимаю, мистер Уолш.
– Я хочу сказать, что преступные наклонности Ридона, вероятно, складываются из сильного чувства злобы к репрессивному отцу и желания вызвать у матери какую-либо эмоциональную реакцию, однако во всепрощение матери он не верит.
– Понимаю, – сказал Хэнк, хотя смысл услышанного остался для него смутным. – По какому поводу Ридон был здесь в первый раз?
– О, какие-то неприятности на улице. Я не помню. Это было несколько лет назад.
– Каково было постановление суда?
– Он был условно освобожден и взят на поруки.
– Даже несмотря на то, что ваше исследование показало, что он, скажем, потенциально опасен?
– Нам повезло, мы хотя бы сумели провести исследование, мистер Белл. У нас на каждого работника приходится по семьдесят пять ребят. Чертовски много, не так ли?
– Да, пожалуй. Как после этого вел себя Ридон?
– Ну, что вам сказать. Сотрудники, работающие с ребятами, отпущенными на поруки, находятся в том же самом положении, что и мы. У них тоже нет времени заниматься индивидуально с каждым подростком. В результате большой процент ребят, находящихся на поруках, снова попадает во всякого рода истории.
– Как, например, Ридон?
– Да, если вы хотите использовать его в качестве примера, хотя он один из сотен. – Уолш помолчал. – Мы могли бы столько сделать, мистер Белл, если бы у нас были деньги и сотрудники. Столько сделать…
Хэнк утвердительно кивнул.
– Однако вы не считаете, что несколько упрощаете суть дела? Ну, прикрываясь, что ли, всей этой психологией…
– Прикрываясь?
– Возможно, это не то слово. Но вы уверены, что вопрос о детской преступности можно свести к простым психологическим формулировкам?
– Конечно, нет. В действительности, не существует такой категории, как чисто преступный тип. Вряд ли во всей стране можно найти в чистом виде преступника типа «импульсивный неврастеник», то есть такого преступника, который поддается влиянию социальной среды и в то же самое время не является личностью с нарушенной психикой. И мы, разумеется, не можем игнорировать влияние окружения, ненормального положения в школе и даже невежества многих полицейских сотрудников – в качестве факторов, способствующих росту преступности среди молодежи. Однако это не является психологической галиматьей, мистер Белл.
– Эти парни, мистер Уолш, убили другого парня.
– Да, я знаю.
– Оправдали ли бы вы парней на том основании, что у их родителей имеются личные неурядицы?
– Оправдал бы я убийство? – переспросил Уолш.
– Да.
– Это ваша обязанность определять преступникам статью закона, мистер Хэнк, а не моя. Я имею дело с людьми.
Хэнк кивнул.
– Извините, могу я сейчас видеть Ди Пэйса?
– Разумеется, – ответил Уолш.
Когда он поднимался, снова зазвонил телефон.
– Проклятье! – не сдержался он. – Бетти, будь добра, ответь, пожалуйста. Сюда, мистер Белл.
У парня были такие же, как у матери рыжие волосы и карие глаза, такой же овал лица и такой же рот, который выглядел на лице мальчика, превращавшегося в мужчину, странно по-женски. Он был высоким парнем с неразвитой мускулатурой и огромными кистями рук, выдававшими уличного забияку.
– Если вы полицейский, то я не хочу с вами разговаривать.
– Я окружной прокурор, – ответил Хэнк, – и тебе лучше поговорить со мной. Я представляю обвинение по этому делу.
– Тем больше у меня оснований ничего вам не говорить. Вы думаете, я помогу вам отправить меня на электрический стул?
– Я хочу знать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.
– Да? Так спросите у Морреза. Может быть, он вам расскажет. Мне нечего вам сказать. Идите и говорите с этими важными шишками адвокатами, которых назначил мне суд. Только у меня одного их целых четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62