У нее были короткие густые, с проседью волосы, сильно развитая нижняя челюсть и голубые глаза.
– Мсье Конт, – сказала она низким, хорошо поставленным голосом, – разрешите представиться: Жудит Медар, преподаватель математики, холостячка. Подчеркиваю – холостячка, а не старая дева, во избежание недоразумений.
Начало показалось мне забавным, и, так как говорила она без малейшего местного акцента, я спросил, уроженка ли она Ла-Рока.
– Я из Нормандии, – ответила она, обхватив мою правую руку повыше локтя и стиснув ее своей железней пятерней. – Живу в Париже. Вернее, жила в Париже, пока существовал город Париж. Но у меня в Ла-Роке дом, благодаря чему я и выжила.
Она снова стиснула мое предплечье. Я сделал осторожную попытку освободиться от этого викинга в юбке, но она, сама того не замечая – в этом я мог поклясться, – еще крепче сжала пальцы.
– Благодаря чему я и выжила, – повторила она, – и ознакомилась с весьма своеобразной формой теократической диктатуры.
Спасибо, нашелся хоть один человек, который не боялся ушей Фабрелатра. Меж тем он уже наставил два своих лопуха и торчал метрах в пяти от нас, но викинг в юбке не удостоил его даже взглядом.
– Примите во внимание, что я католичка, – продолжала она сильным, хорошо поставленным голосом. – Но священнослужителей такого сорта я еще никогда не видывала. А как вам нравится смирение наших сограждан? Все-то они терпят. Можно подумать, что их лишили всех признаков мужского пола.
Но зато она, несмотря на принадлежность к слабому полу, как видно, была наделена мужеством с лихвой. В брюках, уверенная, крепкая, она стояла передо мной – квадратный подбородок выступал над воротником свитера, голубые глаза сверкали. И посреди главной улицы Ла-Рока открыто бросала вызов властям.
– Впрочем, есть одно исключение, – добавила она. – Марсель. Вот это настоящий мужчина.
Интересно бы узнать, у Марселя она тоже ощупывала мышцы? Стоило бы. Там есть что пощупать. Хотя Марселю перевалило за шестьдесят, мышцы у него стальные, и найдется немало женщин, не только холостячек, которые отнюдь не прочь к нему приласкаться.
– Мсье Конт, – продолжала она голосом трибуна. – Браво, браво! Это я вам говорю! Браво, что вы организовали немедленную раздачу продуктов. – Тут она стиснула мою руку. – Ибо для нас это единственная надежда получить свою долю. И еще раз браво, что вы одернули местного эсэсовца. – Она снова стиснула мое предплечье. – Я еще спала, а не то примчалась бы вам на помощь.
Вдруг она наклонилась ко мне. Я говорю наклонилась, потому что у меня создалось впечатление, что она выше меня по крайней мере сантиметра на три-четыре, и шепнула мне на ухо:
– Если в один прекрасный день вы затеете что-нибудь против этого ничтожества, рассчитывайте, мсье Конт, на мою поддержку.
Последние слова она произнесла тихо, но весьма энергично. Потом выпрямилась и, заметив, что Фабрелатр оказался прямо за ее спиной, выпустила мою руку, резко обернулась и толкнула его плечом, отчего белесая жердь чуть не упала.
– Воздуха мне! Воздуха! – воскликнула Жюдит, с силой разводя руками. – Черт побери! Неужели в Ла-Роке места не хватает?
– Извините, мадам, – слабым голосом отозвался Фабрелатр.
Она даже не взглянула на него. Она протянула мне свою широкую кисть, я пожал ее и ушел, все еще чувствуя боль в предплечье. Но я был доволен, что приобрел такую союзницу.
Я прошел по улице до того места, где стояла наша повозка. Грузили ее быстро, дело уже шло к концу. Кар-Кар, который склевывал крошки чуть ли не изпод ног Лануая, теперь с профессорским видом разгуливал по широкой спине Малабара. Увидев меня, он дружелюбно каркнул, взлетел на мое плечо и стал со мной заигрывать. Тома, раскрасневшийся, взволнованный, все время беспокойно оглядывался на сапожную мастерскую, а потом отвел меня в сторону и спросил:
– Что случилось? Почему Кати вдруг нас бросила?
В душе я умилился этим «нас».
– У Эвелины начался приступ астмы, и Кати осталась с ней.
– А это так необходимо?
– Еще бы, конечно, необходимо, – с возмущением ответил я. – Приступ астмы – мучительнейшая штука! Больного нельзя оставлять одного.
Он смущенно потупил глаза, потом вдруг вскинул их на меня и, должно быть, набравшись храбрости, глухо спросил:
– Скажи, ты не будешь против, если Кати переедет в Мальвиль к своей сестре и бабушке?
Я посмотрел на него. «К сестре в бабушке» умилило меня еще больше, чем «нас».
– Нет буду, – веско сказал я.
– Почему?
– А потому, что Фюльбер категорически запретил всем гражданам Ла-Рока выезжать из города и, безусловно, воспротивится отъезду Кати. Стало быть, ее можно только похитить.
– Ну и что из того? – спросил он, и голос его зазвенел.
– То есть как это «что из того»? Из-за какой-то девчонки пойти на разрыв с Фюльбером?
– Ну, до разрыва еще далеко.
– Не так уж и далеко! Представь себе, Фюльберу приглянулась эта девица. Он предложил ей перебраться в замок и его обслуживать.
Тома побледнел.
– Тогда тем более!
– Это еще почему?
– Чтобы спасти ее от этого типа.
– Бог знает, что ты такое несешь. Тома. Ты ведь даже не спросил, что по этому поводу думает сама Кати. Может, ей нравится Фюльбер.
– Уверен, что нет.
– И потом, мы ведь ее совсем не знаем, эту Кати, – продолжал я. – Ты познакомился с ней всего какой-нибудь час назад.
– Она очень хорошая девушка.
– Ты имеешь в виду ее душевные качества?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193