Героев без изъяна не бывает, и в этом их особая заслуга, ведь они стали ими, невзирая
на свои изъяны.
Часть награжденных демонстрирует пренебрежение к своим медалям, орденам и
званиям. Это кривляние не отражает их действительного отношения к своим наградам.
Говорят: «Доблесть жаждет опасности». Я бы это продолжил: до первого павшего
друга. После того, как в человеке отпылает пламя мести, его доблесть опасности
больше не жаждет.
Подлинный воин должен быть далек от первобытной воинственности, основанной на
жажде крови, ибо он просто защищает свою Родину с помощью воинского мастерства.
Чем человек умней, тем больше размышляет о происходящем, прежде чем взяться за
оружие.
Прежде чем предоставить волю героическим порывам подчиненных, всякому
командиру крайне важно выяснить, нет ли на их пути минных полей или каких-нибудь
иных ловушек. В противном случае, воинственные клики и бряцание оружием,
сменятся душераздирающими криками «героев».
Боевые машины ушедших эпох часто кажутся воинам чем-то простым и наивным, но
они очень дороги сердцу того, кто на них воевал. Ведь они защищали в бою, отражая
снаряды и пули. Выносили из пламени и поражали врагов, были временным домом во
время затишья. Как для наших отцов это были Т-34 и САУ, так для меня это БМП-2, —
краса и гордость сухопутных войск СССР. Это надежный друг, не подводивший в
страшные минуты, и у меня всегда теплеет на душе, когда я вижу гордый облик этой
боевой машины.
Часто гражданские смеются над армейской глупостью, только в их «мирной» жизни
глупости гораздо больше. Что же до армии, то ей необходимо становиться
интеллектуальной.
Опытный командир выигрывает бой задолго до того, как раздается первый выстрел,
делая все необходимое для предрешения его исхода.
Плохо, когда кто-либо ищет случая для совершения большого подвига. Хуже всего,
если такой «герой» еще и командир подразделения. Бедные матери его солдат и
офицеров! Лучше бы ему одуматься, вспомнив о долге перед Родиной, доверившей
ему людей, и осознать, что ей нужна победа, а не лишние потери.
Я пишу о войне лишь постольку, поскольку она еще долго останется в жизни людей, и
еще очень многим парням, как и мне в свое время, придется на ней оказаться. Для того
и пишу эти строки, чтобы как-то помочь им вернуться домой.
Я готов поклониться любому солдату, заслонившему мир от фашизма, но не подал бы
и руки генералиссимусу, по вине которого наши потери оказались втрое больше тех,
что в реальности были нужны для победы.
(Сказано в день 60-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне)
Александр Суворов сказал, что война завершается только тогда, когда похоронен
последний солдат. Вспоминая парады советских времен, я всегда поражаюсь, — как
много истрачено времени, денег и сил лишь на то, чтобы впустую покричать «ура!»,
потопать сапогами и полязгать траками, умиляя своих и пугая чужих обывателей. Их бы
с лихвой хватило для того, чтобы отыскать и с должным уважением предать земле тела
наших отцов и дедов, что остались лежать по лесам и болотам, где встретили смерть,
заслоняя советскую Родину от фашистской чумы. Может, за это в мире нас бы больше
уважали, чем за все эти бесполезные парады? Мир-то, в итоге, все равно не испугался,
а Советский Союз развалился не под ударами врагов, а от избытка «продолжительных
аплодисментов».
В Афганистан я прибыл молодым советским офицером и поначалу несколько
высокомерно относился к тамошнему населению, жившему в средневековых условиях.
Пропаганда внушала советским войскам, что нам нужно бороться с бандитами,
которые, мол, не дают покоя дружественному афганскому народу, желающему строить
социалистическое общество, и я боролся с ними, многое перенимая у врагов, хорошо
отработавших тактику боя в условиях тамошней местности. Тем не менее, с первых же
дней пребывания в Афганистане, многое вызывало у меня недоумение. Выбор был
невелик: либо и дальше верить в то, что утверждала наша пропаганда, либо поверить
своим собственным глазам. В результате я выбрал последнее. Постепенно пришло
понимание, что мы давно бы разгромили всех этих «душманов», если бы их не
поддерживал сам афганский народ. Воевать же с афганским, или каким-нибудь иным
народом на земле ради того, чтобы насильно навязать ему социализм, у меня не было
ни малейшего желания. Каждый народ имеет право быть свободным и самому решать
свою судьбу. Но война продолжалась, и нас посылали сражаться. Постепенно мое
отношение к тем, с кем я дрался, менялось. Эти нищие люди, в калошах на босую ногу,
отложившие свои кетмени и взявшие в руки автоматы, с каждым днем заставляли меня
все больше проникаться к ним невольным уважением. В часы затишья я все чаще
размышлял об этом. Признаю: они были храбрее меня, восхищая презрением к смерти.
Я пытался понять, что дает им такую духовную силу? Почему ни партийный билет, ни
мой «красный» диплом, ни прекрасная боевая техника и отличное вооружение не дают
мне подобной уверенности? Причем, их смелость, боевая философия и человеческая
гордость с наибольшей силой проявлялись именно тогда, когда, удачно маневрируя в
горах и на равнинах, я наносил по ним смертельные удары. Большинство из них стойко
дрались до конца с абсолютным презрением к смерти. Это храбрые воины и гордые,
свободолюбивые люди. Я уважаю их, за исключением тех, кто издевался над
советскими солдатами в плену или глумился над телами наших павших. Что же
касается наших союзников, так называемых правительственных войск Демократической
республики Афганистан, я не питаю к ним такого уважения, за исключением тех
немногих, кто не прятался за наши спины, ибо по мне лучше уж смелый враг, чем
трусливый союзник, готовый в любую минуту удариться в бегство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74