ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Его не касались даже обидные выкрики и трехэтажные маты деда Степана, сопровождающие его всю дорогу до дома, костерившие не только его, но и всех предков и потомков до десятого колена.
Дед Степан, таким образом, напутствующий на дорогу лучшего друга, а конкретно сейчас самого гнусного и заклятого врага, был и сам изрядно на кочерге. Язык заплетался, он заговаривался, сбиваясь, путаясь в родственниках деда, кого нужно материть, а по кому уже изрядно прошелся. Иссякал поток его красноречия тоже вполне предсказуемо, так как всегда происходило одно и тоже. Вконец запутавшись в предках и потомках деда Егора, Степан в сердцах плевал на крыльцо, и круто разворачивался на месте, дабы зарулить в прихожую. Окончание подобного лихого маневра было закономерным, дикий грохот и шум падающего тела, настолько сильный, что спотыкался бредущий в доброй сотне метров от этого места дед Егор, а окрестные собаки разбуженные в ночи столь бесцеремонным образом, заливались оголтелым лаем, матеря на своем, непонятном людям, собачьем языке, старого дурня, дерзнувшего нарушить их покой. Но деду Степану было плевать на разбрехавшихся глупых собак, на друга обруганного с ног до головы, бредущего где-то в ночи, плевать на все, его мозг благополучно погрузился в царство Морфея.
И снились Степану сладкие сны, в которых все превозносили его до небес, как величайшего из великих, и больше всех старался тот самый презренный червь, что покинул крыльцо его гостеприимного дома всего несколько минут назад. Во сне дед Степан расцветал, лицо его преображалось, становилось возвышенным и одухотворенным, принимало такое загадочное выражение, словно знало оно тайну великую, как осчастливить сразу и разом все человечество.
Но не было поблизости людей, кроме верной супружницы, бабки Пелагеи, женщины могучей и дородной, на целую голову выше и шире в плечах тщедушного, но петушистого муженька. Привычно подхватывала она под руки отошедшего в мир сновидений супруга, и легко доставляла на топчан в прихожей, где тому предстояло досматривать свои великие сны.
Заботливо подоткнув Степану под голову подушку, укрыв одеялом, чтобы не дай бог, не простудилось ненаглядное сокровище, Пелагея уходила спать, не забыв предварительно поставить на табурет, в паре метров от топчана стакан, наполненный самогоном на две трети. Да кусок сала на закуску, чтобы было чем благоверному поправить поутру пошатнувшееся здоровье, чтобы не умер ее ненаглядный, не околел не опохмелившись.
Такая большая и сильная бабка Пелагея прямо-таки трепетала перед тщедушным Степаном, перед его неистовым напором, которым он пленил и взял ее много-много лет назад. Тогда она была еще глупой девкой, и не понимала, что в нем и нет ничего, кроме отчаянного напора. Хлипкий, страшноватый с виду, он пленил девичье сердце. Сколько уже годков минуло с тех пор, не счесть, а Пелагея по-прежнему без ума от суженого, сдувает с него пылинки, во всем потакает, прощает все его выходки, старается угодить во всем. И он, паразит, прекрасно это знает и пользуется данным обстоятельством без зазрения совести.
Дед Егор поражался подобному положению вещей в доме друга, и все допытывался, чем это он пленил Пелагею, что она готова исполнить любую его прихоть. Не раз и не два дед Егор специально подпаивал старого друга лучшим самогоном из личного запаса, стремясь выведать тщательно скрываемую тайну, но все его потуги и ухищрения были тщетны. Дед Степан оставался, тверд, как кремень и непреклонен, явно намереваясь унести тайну в могилу. И всякий раз, потерпев очередную неудачу, дед Егор досадливо крякал о пропавшем зазря самогоне, и уходил домой ни с чем, костеря про себя последними словами закадычного дружка, не желающего поделиться секретом обольщения женщин.
Лешка хоть и мал был годами, но догадывался, был практически на все сто уверен в разгадке, не дававшей покоя деду, тайны. Дело здесь не в обольщении или колдовском зелье, которым Степан опоил Пелагею, вовсе нет, ответ лежал на поверхности и только дед в своей косности, никак не мог его заметить.
Все дело в детях, а их у Степана и Пелагеи семеро, а это уже кое о чем говорит в пользу деда Степана, и такой к нему любви. Лешкин отец, Николай Егорович, был у деда с бабкой единственным ребенком и может поэтому, ночами дед и крался так тихо и боязливо к родному порогу.
Не доходя, десятка метров до ворот, дед Егор словно получал второе дыхание, он выпрямлялся, взгляд его принимал вполне осмысленное выражение, поступь становилась твердой и уверенной. Бодрым шагом входил он в калитку, ни на йоту не отклонившись от прямого пути, словно был трезвее отъявленного сельского трезвенника, колхозного бухгалтера Филимона. И этому было разумное объяснение. Дед нутром чувствовал, что из-за плотно задернутых штор спальни, за ним с интересом наблюдают бабкины глаза, пытаясь уличить в преступлении, если он хоть чуть-чуть колыхнется в сторону, ему не сдобровать. Подобно маленькому, серому смерчу, сопротивляться которому не только бессмысленно, но и смертельно опасно, налетит на него бабка Настасья, и полетят клочки по закоулочкам, и бесполезно спасаться бегством, или пытаться защититься от болезненных и обидных побоев.
Неоднократно становясь невольным свидетелем подобных разборок, Лешка всегда с усмешкой вспоминал деда Степана, и думал о том, что если бы дед в свое время проводил в супружеской постели больше времени, не таскался бы с бутылками по друзьям, глядишь к старости бабка была бы посговорчивее. Были бы и у Лешки братья и сестры, пусть и двоюродные, было бы с кем поиграть, не покидая пределов усадьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423
Дед Степан, таким образом, напутствующий на дорогу лучшего друга, а конкретно сейчас самого гнусного и заклятого врага, был и сам изрядно на кочерге. Язык заплетался, он заговаривался, сбиваясь, путаясь в родственниках деда, кого нужно материть, а по кому уже изрядно прошелся. Иссякал поток его красноречия тоже вполне предсказуемо, так как всегда происходило одно и тоже. Вконец запутавшись в предках и потомках деда Егора, Степан в сердцах плевал на крыльцо, и круто разворачивался на месте, дабы зарулить в прихожую. Окончание подобного лихого маневра было закономерным, дикий грохот и шум падающего тела, настолько сильный, что спотыкался бредущий в доброй сотне метров от этого места дед Егор, а окрестные собаки разбуженные в ночи столь бесцеремонным образом, заливались оголтелым лаем, матеря на своем, непонятном людям, собачьем языке, старого дурня, дерзнувшего нарушить их покой. Но деду Степану было плевать на разбрехавшихся глупых собак, на друга обруганного с ног до головы, бредущего где-то в ночи, плевать на все, его мозг благополучно погрузился в царство Морфея.
И снились Степану сладкие сны, в которых все превозносили его до небес, как величайшего из великих, и больше всех старался тот самый презренный червь, что покинул крыльцо его гостеприимного дома всего несколько минут назад. Во сне дед Степан расцветал, лицо его преображалось, становилось возвышенным и одухотворенным, принимало такое загадочное выражение, словно знало оно тайну великую, как осчастливить сразу и разом все человечество.
Но не было поблизости людей, кроме верной супружницы, бабки Пелагеи, женщины могучей и дородной, на целую голову выше и шире в плечах тщедушного, но петушистого муженька. Привычно подхватывала она под руки отошедшего в мир сновидений супруга, и легко доставляла на топчан в прихожей, где тому предстояло досматривать свои великие сны.
Заботливо подоткнув Степану под голову подушку, укрыв одеялом, чтобы не дай бог, не простудилось ненаглядное сокровище, Пелагея уходила спать, не забыв предварительно поставить на табурет, в паре метров от топчана стакан, наполненный самогоном на две трети. Да кусок сала на закуску, чтобы было чем благоверному поправить поутру пошатнувшееся здоровье, чтобы не умер ее ненаглядный, не околел не опохмелившись.
Такая большая и сильная бабка Пелагея прямо-таки трепетала перед тщедушным Степаном, перед его неистовым напором, которым он пленил и взял ее много-много лет назад. Тогда она была еще глупой девкой, и не понимала, что в нем и нет ничего, кроме отчаянного напора. Хлипкий, страшноватый с виду, он пленил девичье сердце. Сколько уже годков минуло с тех пор, не счесть, а Пелагея по-прежнему без ума от суженого, сдувает с него пылинки, во всем потакает, прощает все его выходки, старается угодить во всем. И он, паразит, прекрасно это знает и пользуется данным обстоятельством без зазрения совести.
Дед Егор поражался подобному положению вещей в доме друга, и все допытывался, чем это он пленил Пелагею, что она готова исполнить любую его прихоть. Не раз и не два дед Егор специально подпаивал старого друга лучшим самогоном из личного запаса, стремясь выведать тщательно скрываемую тайну, но все его потуги и ухищрения были тщетны. Дед Степан оставался, тверд, как кремень и непреклонен, явно намереваясь унести тайну в могилу. И всякий раз, потерпев очередную неудачу, дед Егор досадливо крякал о пропавшем зазря самогоне, и уходил домой ни с чем, костеря про себя последними словами закадычного дружка, не желающего поделиться секретом обольщения женщин.
Лешка хоть и мал был годами, но догадывался, был практически на все сто уверен в разгадке, не дававшей покоя деду, тайны. Дело здесь не в обольщении или колдовском зелье, которым Степан опоил Пелагею, вовсе нет, ответ лежал на поверхности и только дед в своей косности, никак не мог его заметить.
Все дело в детях, а их у Степана и Пелагеи семеро, а это уже кое о чем говорит в пользу деда Степана, и такой к нему любви. Лешкин отец, Николай Егорович, был у деда с бабкой единственным ребенком и может поэтому, ночами дед и крался так тихо и боязливо к родному порогу.
Не доходя, десятка метров до ворот, дед Егор словно получал второе дыхание, он выпрямлялся, взгляд его принимал вполне осмысленное выражение, поступь становилась твердой и уверенной. Бодрым шагом входил он в калитку, ни на йоту не отклонившись от прямого пути, словно был трезвее отъявленного сельского трезвенника, колхозного бухгалтера Филимона. И этому было разумное объяснение. Дед нутром чувствовал, что из-за плотно задернутых штор спальни, за ним с интересом наблюдают бабкины глаза, пытаясь уличить в преступлении, если он хоть чуть-чуть колыхнется в сторону, ему не сдобровать. Подобно маленькому, серому смерчу, сопротивляться которому не только бессмысленно, но и смертельно опасно, налетит на него бабка Настасья, и полетят клочки по закоулочкам, и бесполезно спасаться бегством, или пытаться защититься от болезненных и обидных побоев.
Неоднократно становясь невольным свидетелем подобных разборок, Лешка всегда с усмешкой вспоминал деда Степана, и думал о том, что если бы дед в свое время проводил в супружеской постели больше времени, не таскался бы с бутылками по друзьям, глядишь к старости бабка была бы посговорчивее. Были бы и у Лешки братья и сестры, пусть и двоюродные, было бы с кем поиграть, не покидая пределов усадьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423