Джордж Локхард
Стрела Дамокла
В кристалле разум находится в совершенном покое. В звездном пространстве разум - в совершенном движении. Человек есть мост между этими двумя состояниями разума. Через человека течет поток разума в видимый мир. Ноги человека вырастают из кристалла, живот его - солнце, его глаза - звезды, голова - чаша с краями, простирающимися во вселенную. Человек есть владыка мира. Ему подчинены стихии и движение.
А. Толстой, «Аэлита»
В квартире кто-то побывал. Едва переступив порог, Мойше ощутил тревогу и судорожно отпрянул, прижавшись к стене всем телом. Дрожащей рукой нашарил выключатель.
Одинокая лампа под потолком медленно, словно нехотя, налилась светом. Комната выглядела нетронутой; железная кровать в углу, шкаф, стол, полка с книгами, кресло-качалка у окна, порченный молью плед. Старые часы на стене неторопливо тикали.
Им пришлось отсчитать почти минуту, прежде чем Мойше рискнул сделать шаг в комнату. Его грудь судорожно вздымалась, водянистые глаза испуганно моргали за толстыми линзами очков. Царила полная тишина, нарушаемая лишь безжизненным тиканьем.
«Окно», подумал Мойше. «Утром я закрыл ставни на крючок.»
Крючок был на месте. Пустой гранёный стакан всё так же стоял на столе, рядом лежала пачка валидола и тетрадь. Ничего не изменилось.
«Старею», подумал Мойше. Усилием воли он заставил себя снять пальто и повесил его на вешалку у двери. Руки слегка дрожали от пережитого страха.
Посидев минут десять на кровати, Мойше немного успокоился. Встал, ногой подтолкнул ведро к стене и открыл кран, торчавший над радиатором. Оттуда послышался хрип умирающей свиньи.
Мойше вздохнул; для таких случаев за кроватью стояла кастрюля. С трудом опустившись на колени, он зачерпнул несвежую воду и уже собрался выпить, когда внезапно зазвонил телефон. От неожиданности Мойше уронил стакан.
«Кто бы это мог быть?»
Старый дисковый аппарат стоял на подоконнике, рядом с единственным кактусом. Мойше несколько секунд колебался, брать ли трубку. Но телефон вновь издал требовательный звонок. Пришлось подчиниться.
- Квартира Левинзона.
- Профессор, это вы?
«Квинт», - Мойше невольно вздрогнул.
- Да, Квинт?
- Вы сейчас свободны? Надо поговорить.
Сердце гулко ударилось о рёбра.
- Уже поздно...
- Это очень важно, профессор!
Мойше растеряно потёр лоб.
- Хорошо, Квинт, я приеду. Где ты?
- Мы в подъезде вашего дома, звоним с мобильника.
- Ты не один? - слабо спросил Мойше.
- Только я и Валерия, профессор. Пожалуйста, откройте дверь.
Послышался длинный гудок. Несколько секунд Мойше недоверчиво смотрел на телефон.
Внезапно в дверь постучали - сильно, напористо. Так стучат энергичные молодые люди или преторианцы. Вздрогнув, Мойше поправил очки и подошёл к двери.
- Кто там? - спросил он нерешительно.
- Это мы, профессор!
Нервно перебрав пальцами, Мойше накинул цепочку и повернул ключ в замке. Сквозь приоткрытую дверь сразу потянуло запахом дорогих сигарет.
- Да мы это, профессор, мы, - нетерпеливо произнёс юноша, стоявший на лестничной клетке. Мойше снял цепочку и отошёл к кровати.
- Добро пожаловать, - сказал он растеряно.
Пропустив вперёд сестру, Квинт Гораций Веррес вошёл в комнату и сразу закрыл дверь. Он был совсем молод, но уже походил на своего знаменитого отца. Квадратный подбородок, широкие плечи, высокий аристократический лоб, светлые волосы и белая кожа сразу выдавали чистокровное происхождение юноши. Только яркие голубые глаза, полные энергии, отличали сына от отца, получившего прозвище «рыбы» не только за хладнокровность.
В отличие от Квинта, его старшая сестра Валерия красотой не отличалась. Слишком полная и крупная, с угольно-чёрными волосами, она сильно поранилась в детстве, с тех пор левая сторона её лица была неподвижной. Из-за этого, а также из-за острого ума и склонности к политике, Валерия оставалась незамужней в тридцать лет.
- Простите за такое вторжение, - сказала она, бесцеремонно усевшись на кровать. Квинт, оглядевшись в поисках стула, пожал плечами, смахнул со стола пачку валидола и взгромоздился на край.
- У вас даже визора нет? - спросил он недоверчиво.
Мойше покачал головой и невольно подумал, каким он представляется этим молодым тиграм. Невысокий пожилой человек, сгорбленный, лысеющий, с огромным лбом и копной седых волос, в тяжёлых очках, с трясущимися руками. Даже летом носит чёрное пальто, постоянно роняет папки с бумагами и заикается на лекциях.
Жизнь не слишком жаловала профессора Мойше Левинзона; он был одним из лучших физиков мира, но давно оставил надежду получить хотя бы кафедру. Молодые и напористые, пусть даже менее талантливые коллеги, один за другим уезжали в престижные университеты, среди бывших студентов Мойше двое стали профессорами в самом Риме. А он уже тридцать два года преподавал физику и математику в захолустном северном городке Киеве. Начал школьным учителем, затем - первый и единственный успех - стал профессором регионального университета. Слабая надежда на перемены появилась лишь пять лет назад, когда в Киев прислали отпрысков опального сенатора Горация Верреса...
- Профессор, у нас неприятности, - голос Квинта прервал невесёлые мысли. Вздрогнув, Мойше поправил очки и воззрился на юношу.
- Что случилось?
Ответила Валерия:
- Вчера, уходя, вы забыли выключить свет в лаборатории, и туда зашёл сторож. Он нашёл фотографии и отнёс их декану.
Мойше судорожно втянул воздух.
- Какие фотографии? - выдавил он. - Те... те, которые...
- Нет, нет, - Валерия успокаивающе положила руку ему на плечо. - К счастью, не те. Он нашёл портреты сенаторов.
1 2 3 4 5 6