Где пролегла та черта, за которой она перестала быть подчиненной и стала равной?
Почему, несмотря на предостережение Изабель, она совсем не сожалеет о своем поступке?
Почему она вообще это сделала?
Почему?
Потому что слова Изабель освободили ее.
Потому что теперь она не боялась.
Потому что так приказало ей сердце – а оно не лжет.
Потому что она хочет жить – хоть пока и не знает как.
Потому что она этого хотела.
Потому что Изабель отозвалась.
– Я договорилась с местным звонарем, – сказала ей Изабель на следующее утро. – Он одолжит нам своих детей за крону в день – это совсем не то, что мои племянники. Младенца на этой неделе, мальчика на другой.
– А как же мои руки, мэм? – спросила Энни, опасаясь, что Изабель выдумывает какое-нибудь очередное кощунство.
– С этим мы уже закончили, – ответила Изабель, возбужденно шагая по студии.
Она разбрасывала по полу солому и сено – это должно было изображать хлев, в котором родился Христос, – и помогала себе ногами, словно играя в футбол.
– Никогда еще не чувствовала в себе столько сил! – воскликнула она. – И какая отличная идея мне пришла в голову! А ты разве не счастлива? – Изабель поддала ногой ком сена, и он мячом полетел в угол.
Сегодня Энни вряд ли решилась бы назвать себя счастливой – до такой степени она устала от бессонницы и бесконечных размышлений. Ей с трудом верилось, что Изабель могла крепко спать этой ночью, словно между ними ничего не произошло. Теперь Изабель хочет снимать ее как Мадонну с младенцем, а ведь она обещала ей не делать этого.
– Прошлой ночью… – начала было Энни, не в силах больше сдержать себя.
– Стоп! – резко оборвала ее Изабель. – Мне казалось, ты поняла, что я тебе сказала.
…Опустившись на колени, она разравнивала слой сена на полу.
– Иди встречай звонаря – он как раз должен подойти. И сразу надень плащ. Как только возьмешь у него ребенка, можешь уже считать себя Мадонной.
Накинув тяжелый шерстяной плащ, Энни побрела к крыльцу. Уильям, звонарь, уже был там и беспокойно переминался с ноги на ногу.
Младенец Христос на самом деле оказался девочкой Аделиной. Отец бережно передал ее в руки Энни.
– Это ей не повредит, мисс? – спросил он с волнением в голосе.
– Не волнуйтесь, Уильям, мы только сфотографируем ее, – ответила Энни.
– А это ей не повредит?
– Нет-нет, это ведь все равно, как если бы ее рисовали. – Энни сообразила, что звонарь не совсем понимает значение глагола «фотографировать». – Она будет мирно спать у меня на руках, пока миссис Дашелл будет нас фотографировать. Ну, это как картинки для визиток, которые делают в городе.
– Хорошо, мисс, я приду к пяти часам и заберу ее. – Нагнувшись, звонарь поцеловал дочь в лоб. – Прошу вас, мисс, позаботьтесь о ней как надо.
– Обязательно, Уильям, – пообещала Энни.
С мягким комочком на руках она направилась в студию, звонарь проводил ее встревоженным взглядом.
– Звонарь волнуется, – сказала Энни, – как будто его дочь собираются принести в жертву.
– Раз так, придется добавить ему еще крону, – ответила Изабель, которая по-прежнему ползала по полу, разравнивая солому. – Когда Тэсс родит, нам будет проще. Ведь ей не надо будет платить за ребенка. Как ты думаешь?
– У вас все прекрасно получается, мэм, я имею в виду – получился прекрасный хлев.
– Ах, не надо меня подначивать! – воскликнула Изабель. – Мы повесим на стену занавеску, чтобы ослабить боковой свет, а верхний свет пусть будет прямым и открытым. Как бог. Прямой свет сверху – такой, какой часто бывает на закате, – будет у нас символизировать бога.
Она с удовлетворением полюбовалась на свою работу.
– Да, неплохо получилось.
– А вот и младенец, – сказала Энни, присаживаясь на корточки возле Изабель.
Изабель неловко взяла ребенка на руки. Аделина посмотрела на нее снизу вверх и удовлетворенно закудахтала. Изабель вернула младенца Энни.
– Перепеленай ее, – приказала она. – Рядом с камерой есть чистая простыня.
Изабель наблюдала, как сноровисто Энни перепеленывала ребенка – словно опытная мать. Настоящая Мадонна. Это все, что сейчас нужно, и нет никакой необходимости разводить сантименты по поводу того, что случилось между ними прошлой ночью. Ничего не было прошлой ночью.
– А теперь возьми Роз на руки и замри, – скомандовала Изабель, склоняясь к видоискателю.
– Простите, мэм, как вы сказали? – удивилась Энни.
– Я должна оценить композицию.
– Вы сказали «Роз».
– Нет.
С ребенком на коленях Энни присела прямо под потоком льющегося сверху света. Свет был такой яркий, что девочка зажмурилась.
– Что, я действительно сказала «Роз»? – спросила Изабель, глядя в камеру.
– Да, мэм.
Композиция и на этот раз показалась Изабель удачной: мирно спящий младенец и Мадонна, исполненная мудрости и всепрощения.
– Когда родилась Роз, – сказала Изабель после минутного молчания, – у меня было сильное кровотечение. Я просто истекала кровью. Врач долго ничего не мог сделать. Но самое страшное: я совершенно не чувствовала, что теряю столько крови. Не было никакой боли, словно я сама по себе, а мое тело само по себе уплывает куда-то прочь.
Изабель замолчала, вспомнив пропитанные кровью простыни. – Тогда я очень испугалась за свою жизнь, – продолжила Изабель. – И совсем забыла про Роз. Наверное, поэтому она и умерла.
Энни заметила, как в ее глазах мелькнуло отчаяние.
– Все хорошо, мэм, – одобряюще сказала ей Энни. – Смотрите, какой чудесный ребенок!
Чуть приподняв младенца, она показала его Изабель, и той показалось, что это он сам воспарил в потоке золотого дождя, льющемся с неба.
Изабель легко нашла множество причин, извиняющих ее минутную слабость прошлой ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66