Пыльные розовые лучи освещали лишь дальний угол, и тело "ястреба" пряталось в полумраке, чуть-чуть струясь, по крайней мере, так Сашке казалось.
- Что? - зачем-то спросил он.
- А погоревал и будет. Возьми под лестницей корзину сгоняй до торжища. Там как раз с утречка свежей рыбки привалило. Зелени какой прихвати, еще чего. Не мне тебя учить. А то я человек занятой, слуги в доме не держу. Деньги на комоде в передней.
- А я, значит, гожусь? В слуги то есть?
Ястреб окинул Сашку хмельным взглядом:
- В сам раз. Тощеват - но это мы поправим.
Сашка закусил губу. Ради государыни. И Хильт, он не послал бы к дурному человеку. Сашка медленно, один за другим, разжал пальцы, слипшиеся на ножевой рукояти. Хвала чурам, не пришлось в этом помогать другой рукой.
- Зря ты, - вдруг сказал Ястреб. - Оружие надо, как бабу, крепко держать, но нежно. А так удар смажешь да силы зря растратишь.
И спокойно повернулся к Сашке спиной.
Под звездами пепельно светились дюны, и лицо государыни казалось размытым пятном, когда Сашка оборачивался, чтобы подать ей руку. Песок успел остыть, колючие кустики подворачивались под босые ноги, и стукались об колени сунутые за пояс деревянные мечи.
Море, забрызганное звездным светом, открылось внезапно: теплое, глубоко дышащее, перекатывающееся валами со светящейся пеной на гребнях. Песок, зализанный волнами, был гладок и упруг. Сашка обернулся:
- Здесь?
Государыня засмеялась.
- Вы все еще сердитесь на меня?
Сашка пожал плечами, подумал, что в полумраке она могла это не заметить, и сказал громко:
- Нет.
Она взъерошила его волосы. Сашка не успел уклониться и досадовал на это. Рывком он вытянул мечи.
Мерно шумел, накатывал прибой, и на его фоне сухой ровный стук казался особенно отчетлив. Парируя, Сашка вспоминал сегодняшнее утро. Он проснулся от громкого хруста, потряс головой, поводил в поисках звука и увидел на подоконнике наглую рыжую котявку размером с рукавичку. Котявка восседала и жрала. Прямо сказать, лопала копченую тюльку, припасенную Сашкой к утреннему пиву. Живот у котявки раздулся и чувствовала она себя наверху блаженства, а когда Сашка с определенными намерениями двинулся к ней, ускользила на скат крыши с тюлькой в зубах. Скат был крутой, и Сашка не воспоследовал. В отвратном настроении спустился он по лестнице, визгом вызывавшей зубную боль, к бочке под водостоком; вода застоялась и пахла плесенью, но еще годилась для умывания.
В саду драл горло павлин, но заслонки еще не открыли и канавки были пусты. Сашка от нечего делать отщипнул недозрелую виноградину, запустил в крикуна и вернулся во двор.
Его встретила радостной улыбкой государыня. Она стояла у каменной стенки, из которой, если вынуть затычку, начинала струиться вода и падала в маленький, каменный же, бассейн. Государыня тоже умывалась, и на лице и руках блестели под солнцем капельки воды, кожа была загорелой и чистой, волосы растрепались, налипли к мокрым щекам. На государыне было незнакомое платье, похожее на белую волну. Сашка опустил глаза. Теперь он видел только утоптанную землю и свои пыльные ступни.
- Почему вы меня избегаете?
Вот так и на "вы". Сашке сделалось больно.
- Я не избегаю. Я занят, - пробормотал он.
- И вечером?
Она что, свидание хочет ему предложить?
Он поднял голову, синие глаза были угрюмы. Похоже, со стороны он выглядит, как дурак.
- И вечером.
- О-ой. А я хотела попросить.
- О чем? - Сашка не выдержал взятого тона и сам на себя рассердился.
- Я видела у тебя два тренировочных меча.
- А разве хозяин...
- Я его боюсь.
Вот так. Понимай, как хочешь. То ли он, Сашка, так слаб в искусстве клинка, что годится для нее в соломенные чучела, то ли...
Он взрыл носком пыль:
- Ну, я не знаю...
- Я знала, что ты согласишься. После заката?
Сашка угрюмо кивнул.
Государыня зря жаловалась, что забыла все на свете. После особенно быстрого ее выпада Сашка едва отпрыгнул и не сел штанами в волну. Море радостно облизало ноги соленым языком.
И с чего он позволяет над собой издеваться? Да она вертит мечом так, как иные... м-м, дамы языками или веретенами. Или мужьями. Сашка вскрикнул. Клинок прошел, задевая шею. Чуть ближе - и валяться ему в обмороке на песке. Государыня опустила меч:
- Жив?
Сашка легонько постучал по ее клинку своим, призывая продолжать, в полуповороте обошел ее слева, попытался обхватить за запястье руку с мечом. Государыня ушла легко, будто танцуя, будто под босыми ногами мозаики бального зала, а не шершавый с колючками песок. Злобный куст подвернулся под голую пятку, Сашка взвыл и подпрыгнул. Со стороны это выглядело, должно быть, как особо хитрая ухватка, и государыня глухо закрылась, перестав нападать. Белый песок с синими ямками следов под большими звездами; мерцание моря, запахи водорослей и соли, шум волн и глухой стук смыкающегося дерева... Сашка словно выпал из мира и плыл в безвременьи. Тело двигалось само собой, скользило, уклонялось и нападало, и это было больше сродни волшебному танцу, чем поединку...
Она положила ему руку на грудь, поймав в ладонь сердце. От нее пахло потом и смолой. Государыня тяжело дышала, губы приоткрылись и потрескались, и внутри трещинок чернела кровь. Поймать губами прохладную вишню, обморочно черную, сдавить - и сквозь трещинки брызнет сок...
Они долго сидели, прижавшись друг к другу, на его куртке, постеленной на кромке прибоя. Сашка жалел, что у него нет второй куртки, чтобы укрыть государыне плечи. Она продрогла после купания и мелко вздрагивала, и тогда Сашка прижал ее к себе, кутая в свою рубашку поверх собственной; голую кожу холодил ветер, вызывая пупырышки, Сашка сердито ежился и смотрел на звезды, зная, что нелепо краснеет и, по-счастью, этого не видно в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24