Жемчужинки блестели бы в черных волосах Сёрен... и еще в уши бронзовые древние серьги с голубыми яхонтами - как ее глаза, а на шею такое же ожерелье: круглые, будто слезинки, камни, а самый крупный в мыске похож на прозрачную каплю из родника... Украшение, найденное в источнике, было потерялось... Сёрен его везде разыскивала, чуть не плакала. А потом Ястреб нашел в опочивальне. Вот странно... неужто после пережитого страха она бродит по ночам? Или водит ведьмовской дар? Смутно, как сквозь воду, вспоминается, будто забрела Сёрен на чердак, и отирающийся об икры котище... А когда аптекарь уводил малышку Тильду, рядом, прячась в тени домов, скользила неприметная, как дымок, кошечка...
Жаль звезды. Ястреб строгий. Нашел и запер в укладку. Лэти...
Гребень скользил, сыпал искры, голубь гулькал и пыжился перед подругой, а потом они вдруг сорвались, оставив на карнизе белые пятнышки помета. Солнце вливалось в распахнутое окно, во дворе пахли бархатцы и жужжал, тычась в выемку стены, пухлый шмель.
Сольвега приблизилась неслышно. Долго любовалась, подперев щеку. Приподняла волосы Сёрен на руке, взвесила:
- Хороши!.. Сейчас состригу. Как раз краска подоспела.
Охнула, когда Сёрен брызнула слезами.
- Да полюбит он, полюбит, не всю красу порушу, - припав на колени, участливо заглядывала в глаза. - И своих не пожалею. Не бойся. Никто не заметит даже. Просто надо, пока свои у ней не отрастут. Да тише ты! - платком ловко отерла девушке нос и глаза.
- Не реви - намочишь.
Сёрен закусила ладонь. Отвернулась, и пока Сольвега большими ножницами выстригала пряди, упорно смотрела в окно.
- Ну вот. На, смотрись.
Перед глазами оказалось зеркальце. Волосы были туго заплетены и приподняты над ушами. Красиво, по-городскому. Действительно, ничего не заметно. Сёрен в последний раз громко всхлипнула и вытерла глаза.
- Покраснеют, дурочка, - поворчала ведьма. - Вставай живей, краска стынет.
Сольвега в доме ключница, надо слушаться и вставать.
Раздев государыню и поставив в деревянный таз, девушки в четыре руки принялись натирать ее соком тайских орехов - что проделывали с завидным постоянством уже четвертый день. Государыня ежилась и вздрагивала от стекающих липких капель. Кожа ее уже успела приобрести почти несмываемый изжелта-зеленый оттенок - говорят, такой цвет у недозрелых оливок. Сольвега с сомнением оглядела дело рук своих, проверила каждый изгиб и складочку:
- Неплохо, кажется.
Закутав государыню в капор, усадила в кресло, а Сольвегу послала на кухню за горшком, в котором в печи томилась вапа, и на чердак за волосами, похожими на сохнущую в теньке овечью шерсть. На солнце сушить нельзя было - порыжеют. Сольвега надела рукавичку и стала медленно и вдумчиво красить государыне волосы. Заняло это уйму времени, но ведьма осталась довольна. Только фыркала на бродившего по столу кота, когда тот уж слишком сильно лез башкой в притирания.
Вытащив из шкатулы, надела госпоже на голову ту самую жемчужную сетку мечту Сёрен, волосы валиком взбила надо лбом и ушами, смазывая жиром каждую прядь, чтобы лучше держались, а с затылка спустила перевитый канителью тяжелый жгут, упавший едва не до колен. Сёрен негромко ахнула. А неутомимая Сольвега уже натирала высокие скулы подопечной надвое разрезанным бурячком; мазала жирным кармином губы, стирала и мазала опять, добиваясь пухлости и кирпичного колера. Стряхнула лишнее в чашку.
- Хороша-а!
Надела ожерелье, серьги с яхонтами: те закачались у щек, меча густо-синие огни.
- Налюбовалась? Голову теперь закинь. А ты придержи за щеки, - велела Сёрен.
Достала скляницу с притертой пробкой.
- Что это? - спросила Берегиня.
- Красавка.
- Так я видеть не смогу.
- А мы у тебя на что? Водить станем. Зато глаза какие будут! Краса-авицы здешние иззавидуются. Не смаргивай. Терпи.
По капельке брызнула государыне в глаза. Зрачки сделались огромными, засияли влажным блеском.
- Ну, Сёрен, - улыбнулась Сольвега, - все вроде. Неси юбки и сорочку.
Нежный шелк прильнул к коже клейкостью весенних почек. Солнце высветило изгибы. Крахмальные юбки коробом, шурша, легли вокруг ног. Сёрен, став на колени, натянула на государыню чулки и надела замшевые мягкие туфельки с язычками. Брякнули в каблуках бубенчики.
- Савва, гряди!
И Савва вошел.
На распяленных руках он нес платье. Какое это было платье! Сёрен сдавленно ойкнула и схватилась за щеки, и даже привычная Сольвега всплеснула руками.
Насмешничая над потугами знаменщика управлять мечом, девчонки и ждать не могли, что в тот вечер, когда Лэти привел домой побитого им же Андрея, Савва вернется не один. За ним, выступающим важно и до смерти напомнившим Сёрен отощалого Бокринова индюка, воробьем скакал, сражаясь с вертлявой тачкой, тощий приказчик обруганного шемаханца, а на тачке гордо ехал преизрядный чемоданец тисненой кожи, распираемый по бокам. Конечно, что это приказчик, все узнали позднее. А тогда, свалив чемоданец у порога и получив с Ястреба грош, счастливый парень убежал, а Савва велел заносить покупку в комнаты. Чем он уломал обиженного, Савва не сознался, попросил только отнести задаток, раз ему поверили в долг. Сам же стал извлекать и разматывать заказанное Сольвегой и сверх того: штуки тонких шемаханских шелков, браговские оловиры, рытый бархат из Полебы, алтабасы и паволоки, швейные принадлежности, пряжки, булавицы, запоны... Если б не сердитая Сольвега, Сёрен из комнаты бы не уходила.
Когда речь зашла о портном, Савва руками замахал почище мельницы, сказал, что не даст добро портить, и призвал Юрия Крадока на совет. А еще (ох, как хотелось его щелкнуть по носу) приказал принести деревянного болвана, чтобы живых болванов не имать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24