Правда, в последнем случае оставалась надежда, что Митчел не позволит пристрелить жениха своей сестры, но полагаться только на нее Бен не мог.
Спрятавшись от ветра за огромным валуном и закутавшись в одеяло, он погрузился в тревожный, чуткий сон.
Пока он спал, небо расчистилось и выглянула полная луна. Ее холодный серебристый свет резкими штрихами обозначил острые уступы Алдер-Галч, придавая нагромождениям камней у его подножия причудливые очертания и выделяя зловещими черными мазками теней проходы между скалами.
Словно ожидавший этого Бен внезапно проснулся, огляделся и с благодарностью улыбнулся ночному светилу. Интуиция или даже, скорее, какое-то шестое чувство, выработавшееся в нем за долгие годы общения с дикой природой Монтаны, не подвела и на этот раз.
– Десса, любовь моя, – шепнул он, – держись, я иду к тебе.
Он свернул одеяло, приторочил его к луке седла, вскочил на Красотку и осторожно въехал под своды густых теней оплота беззакония под названием Алдер-Галч.

21
Лагерь был огромным и по размерам своим вполне мог сравниться с поселками, которые Десса видела вдоль железной дороги, когда ехала в Канзас-Сити. Правда, домов, как таковых, здесь не было: повсюду виднелись лишь палатки военного образца, грубо сколоченные навесы с плетеными стенами или, в лучшем случае, примитивные хибары. Мужчины сидели у костров, женщины занимались своими обычными делами, дети с криками и смехом сновали тут и там, играя в те же игры, что и их сверстники на всем белом свете. В воздухе стоял запах жарящегося мяса.
– Где он? – сразу спросила Десса, едва они спешились. – Отведи меня к нему.
Селия подозвала одного из мальчишек постарше, передала ему поводья лошадей и повела девушку через лагерь к купе чахлых деревьев, среди которых, особняком, стоял большой грязно-белый шатер. На них никто не обращал внимания; казалось, и сам их приезд остался незамеченным.
Внутри шатра горела лампа, и на сероватом пологе вырисовывалась размытая тень сидящего человека. Сердце девушки бешено заколотилось.
Селия откинула полог и отошла в сторону, пропуская Дессу вперед.
Ей навстречу поднялся высокий красивый мужчина с обветренным усталым лицом; под отражавшими свет керосиновой лампы глазами залегли тени, правую бровь и часть лба пересекал шрам, буйную гриву темно-каштановых волос прорезала широкая седая прядь. Да, это был он – тот человек, которого она видела на похоронах! Тогда она не поверила своей минутной догадке, просто боялась поверить, но мысли о нем с тех пор не оставляли ее, его образ являлся ей во снах и всегда оказывался тем, кем и был на самом деле, – Митчелом!
Мужчина долго и пристально вглядывался в лицо застывшей перед ним девушки. Наконец из его глаз исчезла настороженная подозрительность, они потеплели, и он сказал:
– Десса!.. О Великий Боже, это действительно ты! Дорогая моя сестренка… Как же ты выросла, какой стала красавицей!
Он распахнул ей свои объятия, и она со сдавленным криком бросилась к нему на шею. Его худое мускулистое тело напряглось, а руки так крепко сжали ее, что ей трудно было дышать. От него пахло дымом костров, виски, табаком и кожей, и все же сквозь эти запахи Дессе удалось ощутить что-то неуловимое, до боли знакомое с детства.
– Боже мой, Десса, – бормотал Митчел, слегка покачивая ее в кольце своих рук, – я уже и не чаял увидеть тебя.
Родной голос, навевавший воспоминания об их далеком безоблачном прошлом, когда родители были живы и молоды, когда весь мир был у их ног, даря лишь радость и счастье, проникал прямо в сердце. Девушка не выдержала и, как когда-то в детстве, уткнувшись носом в его грудь, разрыдалась.
– Ну что ты, – ласково сказал он, – не надо плакать, моя маленькая Десси, не надо плакать…
Но она не могла остановиться. Слезы текли сами собой, смывая горечь тех лет, когда семья считала его погибшим, боль за то, что родители не могут разделить ее радость, и за то, что сделала с ним война.
Он ласково похлопал ее по спине, но не отпустил, а терпеливо ждал, пока она перестанет плакать. Если бы в это момент его видел кто-нибудь из банды, то не поверил бы своим глазам: непреклонный, не знающий пощады Янк, правящий железной рукой в своем маленьком царстве головорезов, стоит и с нежностью утешает свою рыдающую сестренку! Более того, если кому и случилось бы стать свидетелем этой вопиюще странной сцены, он никогда бы не решился рассказывать о ней, чтобы не прослыть лгуном или сумасшедшим.
А потом они сидели и говорили. По его просьбе Десса рассказала ему обо всем, что произошло после смерти их родителей, упомянув, разумеется, и о предательстве Клуни и Эндрю.
– Но ты, к счастью, жив, – закончила она, – и можешь теперь…
Ее перебил его горький смех; она с удивлением взглянула на него, но тоже рассмеялась.
– Я имею в виду, – пояснила Десса, – что если бы отец знал, что ты жив, он завещал бы все тебе. И теперь мы можем… Ох, Митчел, – спохватилась она, – я же переписала на этого мерзавца Эндрю половину нашего… то есть, твоего наследства! Не сердись, у меня не было выбора, иначе я вообще могла не получить ни цента. Но теперь ты можешь написать Клуни и заявить о своих правах. Господи, ну почему отец настолько не доверял мне? Я так любила его, а он считал, что я не в состоянии ни с чем справиться. Надо же было додуматься отдать все дело в руки Клуни и Дрюхарта!
– Не расстраивайся, сестренка, – вздохнул Митчел. – Поверь мне, теперь отец гордился бы тобой. Я знаю, что говорю. Ты блестяще со всем справилась, и я не вижу для себя смысла заявлять права на свою долю. Мне не нужны деньги отца и его предприятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93