Пламмер, как пояснил он, был местным шерифом, который со своими головорезами «контролировал» дорогу из Беннека в Виргинию, устанавливал в городе немыслимые законы в свою пользу и держал за горло всех более или менее состоятельных людей в округе. Пятерых его приспешников повесили 14 января 1864 года, а самого Пламмера – чуть позже; его жена шла за ним до самого эшафота, обливаясь слезами и умоляя «добрых горожан» пощадить ее мужа.
Но самым опасным и жестоким негодяем был некий Хельм. О нем до сих пор говорят только шепотом, словно боясь нечаянно разбудить его злой дух. Он был людоедом и как-то, если верить слухам, вместе с одним полумертвым от голода индейцем зажарил на костре и съел целую человеческую ногу.
Десса почувствовала приступ тошноты от этой ужасной истории и невольно прикрыла рот рукой. Она так и не поняла, что означали искорки, вспыхнувшие вдруг в глазах лавочника: то ли насмешку над ее легковерностью, то ли удовлетворение от эффекта, произведенного его правдивой историей.
Лишь с наступлением темноты Десса, нагруженная свертками и пакетами, вернулась в «Золотое Солнце». Портниха обещала ей сшить к концу недели несколько новых платьев, и она, чтобы не ждать так долго, купила два готовых, одно из которых предназначалось для езды верхом: девушка собиралась попросить у Роуз разрешения брать по воскресеньям Барона. Кроме того, Десса, к немалому своему удивлению, обнаружила в местных магазинах отличное нижнее белье, ничуть не отличавшееся от того, что она носила в Канзас-Сити, и накупила его целый ворох.
Бен как раз приканчивал вторую кружку пива, когда дверь салуна распахнулась, и на пороге показалась Десса, тщетно пытающаяся пройти внутрь, не рассыпав свои многочисленные свертки. Два из них все-таки выскользнули у нее из рук и полетели на пол. Тут же какой-то бородатый парень бросился ей на помощь, но Бен его опередил, выхватив упавшие свертки прямо из-под его протянутой руки.
– Я сам, – буркнул он недовольному бородачу и уже громче добавил: – Позвольте помочь, мэм, одной вам не справиться.
Не дожидаясь ответа, Бен сгреб в охапку все покупки, взбежал по лестнице, пропустил Дессу вперед и, как ни в чем ни бывало, вошел вслед за ней в ее комнату.
– Большое спасибо, мистер Пул, – непринужденно прощебетала она. – Будьте так любезны, положите, пожалуйста, все это на кресло.
Вместо того, чтобы избавиться от свертков, Бен сжал их еще крепче. Он был растерян и смущен. Он ожидал чего угодно, только не этой дежурной светской вежливости. Если бы она, не сказав ни слова, бросилась ему на шею, он бы не осудил ее. Если бы опять накричала на него, наговорила горьких слов и выгнала прочь, он бы понял. Но к подобному повороту событий Бен не был готов.
– Ну что же вы, мистер Пул? Не стесняйтесь, кладите мои покупки и присаживайтесь. Сегодня чудесная погода, не правда ли?
Бен тупо кивнул, свалил свертки в кресло у стены, но сесть не решился.
– Да что это с вами? Вы словно язык проглотили! – все тем же тоном заметила Десса и буквально упала в кресло у стола. – Уф! Ну и устала я сегодня! Целый день на ногах, а не сделала и половины того, что хотела. Никогда бы не подумала, что здесь можно купить столько модных вещей. Нет, ваш городок мне определенно начинает нравиться. Жаль только, что в нем так много брошенных домов.
– Это из-за золота, – выдавил наконец Бен, с трудом отлепив язык от гортани.
– Золота?..
– Его больше не осталось.
Десса так и не поняла, при чем тут золото, но на всякий случай кивнула. Затем встала, подошла к зеркалу, вынула шпильки, и волосы густой блестящей волной легли ей на плечи.
Помимо собственной воли Бен то ли едва слышно произнес, то ли выдохнул ее имя; она обернулась и вопросительно посмотрела на него.
В ее взгляде не было ни страха, ни раздражения, ни мстительного огонька, и, завороженный им, Бен позабыл, что хотел сказать. Не отводя глаз и не меняя выражения лица, Десса опустилась на пуф рядом с зеркалом и замерла в ожидании. Бен снова почувствовал себя полным идиотом. Он попытался представить себе, что перед ним Мэгги или Роуз, с которыми он мог говорить легко и свободно, но это не сработало.
Десса продолжала смотреть на него, в ее темно-зеленых глазах вспыхивали и гасли таинственные искорки, маня за собой, гипнотизируя, лишая воли и слов. А потом она улыбнулась ему, и он пропал. Пропал окончательно и бесповоротно. Господи, вот ведь дурак! Сколько раз говорил он себе: держись от нее подальше, но так ничего и не смог с собой поделать. И, как назло, сейчас, когда он был уже готов сказать ей главное, она решила вести себя с ним любезно. Да, именно любезно, даже вызывающе любезно: ни капли тепла, ни грана искренности – одна лишь светская поза.
С трудом вырвавшись из мерцающих глубин ее глаз, Бен смущенно кашлянул и сказал:
– Что ж, я, пожалуй, пойду…
Она подождала, пока он откроет дверь, и только тогда окликнула его.
– Бен?
Он весь напрягся и застыл в дверном проеме.
– Еще раз спасибо за помощь, Бен.
Больше она не сказала ни слова, и он вышел, чувствуя в сердце грызущее разочарование. Ему страшно хотелось остаться и поговорить с ней начистоту, но он понимал, что не сможет произнести и двух связных слов подряд. А что ей за радость общаться с человеком, который нем как рыба?
Когда за ним закрылась дверь, Десса вздохнула и покачала головой. Вместе с решением остаться на время в Виргиния-Сити к ней внезапно пришло острое желание достучаться до Бена, вытащить его из панциря, под который он, как черепаха, все время прячет голову.
В последнее время ее не раз приводила в недоумение собственная невесть откуда взявшаяся смелость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93