Это было замечательно, словно они жили в домике Уэнди. Эвелин больше не волновало, что могут подумать Деннис, его друзья, ее отец и кто бы то ни было еще. Она не собиралась жить по установленным стандартам, так же как по выходным суетиться в кухне, готовя экзотические супы, выпекая пироги и вырезая из фруктов сложные фигурки.
Эвелин Лей пыталась стать человеком, который оставляет дела незаконченными, стирает вместе цветное и белое белье, отчего оно окрашивается, смотрит телевизор во время завтрака (иногда), готовит овощное рагу и целый день проводит в парке с детьми. Кроме того, Эвелин намеревалась завести новых друзей.
Через две недели она стала ощущать себя… дома. Плечи расправились, и Эвелин почувствовала невероятное облегчение. Наконец она сама контролировала свой маленький мирок и собиралась вырастить детей так, как ей всегда хотелось, стать такой матерью, какой она всегда мечтала быть.
Однажды днем во время пикника в Гайд-парке под огромным зонтом – моросил дождь – мальчики громко хохотали над какой-то школьной шуткой, и Эвелин вдруг почувствовала необыкновенную легкость, причину которой сначала не смогла понять. Потом до нее дошло, что это, наверное, счастье. Просто она так давно не испытывала ничего подобного, что сразу даже не смогла распознать.
Наступил октябрь, и ей пора было отправляться в колледж. В самый первый день, когда Эвелин регистрировалась, она вдруг сказала служащему, что ее имя теперь не Эвелин Лей, а Ева Гардинер.
То, что она решила вернуть девичью фамилию, не сложно было понять, но почему Ева? Она уже давно по секрету от всех так себя называла, однако только сейчас, когда ей исполнилось двадцать шесть, позволила себе стать Евой. Дала возможность своему публичному облику стать немножко ближе к внутреннему, настоящему.
По пути в столовую с новыми однокурсниками Ева поняла, как сильно изменилась ее жизнь всего за шесть коротких месяцев. Она находилась в колледже среди других женщин, некоторые из которых были одного с ней возраста, но большинство – гораздо моложе, одетых в прекрасную одежду, по сравнению с которой ее кофточка с воротником поло, джинсы и куртка с капюшоном казались слишком консервативными. Они обсуждали фильмы, квартиры, арендную плату и своих парней. Прошлая жизнь Эвелин Лей с теннисом, бутиками, частными школами и зваными обедами канула в небытие, словно ее вовсе и не было. Первый день на курсах. Что бы сказала Делия и ее компания?
– Мне придется каждый день пропускать последние лекции, чтобы успеть забрать детей, – говорила одна женщина своей подруге.
– Мне тоже, – сказала Ева.
Они очень быстро нашли общий язык. Ее собеседница училась на акушерку и представилась Дженой; все называли ее Джен.
– Какого возраста твои дети? – спросила Ева.
– Терри пять лет, а Джону девять месяцев. Я с трудом вырываюсь из дома.
– У меня тоже двое. Денни шесть лет, а Тому около пяти. Мне нравятся мальчишки, – сказала с улыбкой Ева. – Повсюду разбросаны мячи, машинки, поезда…
– Да. Но они отнимают столько сил, – засмеялась Джен. – Откуда ты приехала?
У нее было усталое лицо, обрамленное непослушными темными волосами. На вид ровесница Евы, ну, может, чуть старше. Или она просто так выглядела из-за множества забот.
Ева рассказала ей, упоминая только общие детали, что жила в Суррее, но опять переехала в Лондон, когда ее браку «пришел конец».
– Значит, ты одинока? – сделала вывод Джен.
– Так сказать нельзя, ведь у меня есть дети.
– Это правда, – улыбнулась Джен. – Ты попала как раз туда, куда надо. Мне еще никогда не приходилось бывать в местах, где так сильно влияние секса. Оглянись. Кругом пары, флирт… Ты хорошо проведешь здесь время. Жаль, что у меня есть муж, вот что я скажу.
Ева засмеялась.
– Где ты сейчас живешь? – спросила Джен, и Ева назвала ей улицу.
Женщина улыбнулась.
– Совсем рядом с моим домом. Как-нибудь вытащу тебя показать местные достопримечательности.
Они одновременно уходили из колледжа и ехали в Хэкни, чтобы забрать детей из одной и той же школы, да еще и жили рядом, и имели по двое сыновей… Неудивительно, что Ева и Джен стали закадычными подругами.
За жутко крепким чаем в квартире Джен или в столовой колледжа они очень много разговаривали, все больше узнавая друг о друге.
Джен не всегда жила в Лондоне. В семнадцать лет она последовала за своим парнем из маленького городка на северо-западе. Ей приходилось много работать в магазине одежды, пока он весь день напролет играл на барабанах, изредка выступал в клубах, ночами пил и никогда не платил свою часть арендной платы за квартиру.
– Меня в те годы просто несло по течению, – призналась она.
Потом Джен стала переходить из магазина в магазин, переезжать из квартиры в квартиру, следуя за вереницей неудачливых дружков, пока не встретила Ставо, славянина, у которого по крайней мере были хотя бы какие-то цели, амбиции и причины вставать по утрам. Но его реакция на известие о беременности стала для Джен ударом. Она треснула возлюбленного первым попавшимся под руку тяжелым предметом – как выяснилось, напольными весами из ванной, – собрала свои вещи и ушла.
Терри она родила в полном одиночестве, не считая акушерки, которая держала ее за руку и покупала цветы в больничном магазине.
– Я назвала его в честь моего отца, а Джон получил имя своего деда.
Отец Джона, Райан, симпатичный ирландец, заботливо ухаживал за Джен и Терри, уже начинавшим ходить. Он забрал их к себе и опять научил ее улыбаться.
– Ты не можешь себе представить, Ева, как плохо жить на восемнадцатом этаже ужасного дома с ребенком, рассчитывая только на пособия, – пожаловалась Джен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83