к тому времени я сама уже почти в это поверила.
Дядя Стивен не выдержал:
– Хорошо, милая, я просто спросил.
Но по его тону я поняла: он все равно мне не поверил, и рассердилась ещё больше. Весь путь домой я угрюмо молчала, пока у самой двери он спросил:
– Ты уже думала, чем будешь заниматься, когда окончишь школу? Что хочешь делать?
И я ответила:
– Мне хотелось бы работать с животными, лучше всего с лошадьми.
– Этого хотят многие девочки. А если не получится?
– Тогда не знаю.
– А что тебе лучше дается в школе?
– Ну, честно говоря, не многое.
– Ты не скромничаешь? Мама говорит, у тебя способности к математике.
– Да, считать я умею.
– И только? Ну ладно, Марни, на следующий год посмотрим. Я бы хотел помочь, послать тебя, скажем, на курсы секретарей, дать возможность повидать мир. В жизни много интересного, Марни. Тебе следует уехать отсюда.
В четверг, пятнадцатого, я одна начисляла зарплату. Правда, мне в помощь предложили Дженнифер Смит из технологического отдела, но я отказалась. В два часа дня я выписала чек на тысячу сто пятьдесят фунтов стерлингов и отнесла на подпись мистеру Холбруку. Потом отдала его вахтеру Говарду, который в сопровождении мастера Стетсона отправился в банк. Вернувшись, они принесли мне два голубых пакета наличных. К этим тысяче ста пятидесяти фунтам я добавила ещё двести пятьдесят – выручку от розничной торговли, потом принялась рассчитывать зарплату и раскладывать её по конвертам. Меня никто не беспокоил. К пяти часам три четверти работы были сделаны, и мистер Уорд, запирая деньги и готовые конверты в сейф, язвительно осведомился, уж не собираюсь ли я оставить мисс Клейбоун без работы.
Прошла ещё одна неделя. Я получила открытку от Сюзан.
«Погода шикарная. Завтра уезжаю в Шэнклин. Только что купалась. До встречи. С. К.».
Встретится она со мной, как бы не так!
Во вторник я подошла к одному из парней, работавшему на бумагорезке.
– Не мог бы ты мне оказать услугу? Я занимаюсь организацией вечеринки в субботу, и мы хотим устроить там игру. Мне нужно много небольших листочков бумаги, чтобы на них писать. Нарежешь?
– Конечно. Скажи только размер. И из какой бумаги?
– Из любой, только без линеек и не очень толстой. Размером примерно с почтовую открытку или чуть длиннее, на дюйм длиннее. Может быть, мне самой выбрать?
– Конечно, выбирай.
И я пошла за бумагой, а он её нарезал так, как я просила.
В четверг, двадцать второго, день выдался ветреный, по улицам несло пыль и листья. Осень наступала рано, мне было жаль тех, кто, отдыхал на море и теперь жался по углам, спасаясь от ветра. Но для конных прогулок погода вполне подходящая. Именно такая и нужна. Сегодня я принесла в сумочке тысячу двести чистых листков бумаги подходящего размера, скрепленных резинками в пачки по пятьдесят штук.
Марк облегчил мне задачу, уехав сразу после обеда. Говорили, поехал на аукцион в Сотби. Наверное, там выставили на продажу какой-нибудь древнегреческий прощальный кубок.
Выручка от розничной торговли за неделю составила немного – около трехсот пятидесяти фунтов, но мистеру Холбруку не обязательно было это знать. Я нахально выписала чек на тысячу сто девяносто фунтов, и эта сумма не вызвала у него никаких сомнений. Потом я даже жалела, что не рискнула на большее. Чек я отнесла Говарду, они со Стетсоном пошли за деньгами. Вернулись к двум тридцати, и я сразу принялась за работу: взяла первый конверт, открыла сумочку, вытащила восемнадцать листков бумаги из пачки и положила их вместо денег. А восемнадцать фунтов отправились в кармашек моей сумки. Дома я уже сравнивала одинаковое количество чистых листков бумаги и однофунтовых купюр в конвертах – на ощупь просто невозможно определить, где что.
Работала я в открытую, ничуть не прячась. Как я уже говорила, в комнате рядом стояли ксерокс, несколько шкафов с документами и картотекой и сидела девушка, мисс Гарри. Перегородка между нами из матового стекла не доходила до потолка, но увидеть что-то через неё было невозможно; я только слышала тихий шелест копировального аппарата, а она, возможно, – щелканье кнопок на моем калькуляторе да звяканье монет. Чтобы войти ко мне, нужно было сначала попасть в соседнюю комнату и сделать шагов шесть до моей двери, поэтому в моем распоряжении всегда имелось несколько секунд, необходимых, чтобы закрыть сумочку и принять невинный вид. Ведь если не считать небольшого изменения в конце каждой процедуры, я работала как обычно.
За весь день меня прерывали лишь трижды. Когда в пять часов пришел мистер Уорд, у меня оставалось всего двести шестьдесят фунтов.
– Даже лучше, чем в прошлый раз, – заметил он. – Придется увольнять мисс Клейбоун.
Я улыбнулась…
– Не выйдет. Она очень хороший бухгалтер. Я только этот конверт закончу, ладно?
Он стоял, разглядывая ногти, пока я заканчивала, потом потянулась, распрямляя уставшую спину, а Уорд забрал коробку с аккуратно разложенными, пронумерованными и подписанными конвертами и отнес её в сейф. Пока он это делал, я собрала остатки серебра и бумажных купюр, скрепила банкноты резинками и положила в ящичек. С ними и конторскими книгами я пошла к сейфу и придерживала дверцу, пока Уорд складывал все внутрь. Затем он запер дверцу сейфа, положил ключ в карман и достал пачку сигарет, собираясь закурить, но спохватился и предложил сигарету и мне.
И как этот порыв великодушия его не убил? Я улыбнулась и покачала головой.
– Что? Никаких пороков? – сказал мистер Уорд.
– Не этот.
– Ну просто образец добродетели!
– Да нет, – опять улыбнулась я. – Вы меня не любите, мистер Уорд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82