Вероятно, эта песенка действительно никуда не годится. Да, она, видать, не из тех, что прожигают насквозь.
– Ну, миленький Джек, не сердись, давай помиримся! – нежно уговаривала Джоанна.
– Я не сержусь… Какое же место в той песенке ты запомнила? Она ведь очень длинная… Бабушка Бет, бывало, как заведет ее…
– Там, где Робин Гуд догоняет леди. – И, положив Джеку голову на плечо, девочка как ни в чем не бывало приготовилась слушать.
Строятся за Робином
Зеленые стрелки,
– начал Джек нараспев, –
Падает перчатка
С белой руки.
Леди поворачивает
Черного коня,
Леди сладким голосом
Приветствует меня:
– Ты слышишь, как колотится
В этом сердце кровь?
Вот тебе рука моя,
А с ней – моя любовь!
Это место тебе понравилось, а, Джоанна?
– Угу, – ответила девочка задумчиво.
Холод пробирался даже через теплый лисий мех, и, кроме того, от неосторожных движений плащ часто сваливался в снег.
Вдруг Джоанна взяла руку Джека и крепко сжала ее горячими руками. Нащупав его ладонь, она вложила в нее свою руку и один за другим сама закрыла его пальцы.
Вот тебе рука моя,
А с ней – моя любовь!
– произнесла она.
Джек молчал. А вдруг она опять засмеется?
Потихонечку он хотел высвободить свою руку.
– Зачем ты притворяешься, Джек? – сказала Джоанна с укором. – Разве мы не любим друг друга еще с самой осени?..
Даже под таким отличным меховым плащом дольше сидеть было невозможно, потому что сильно замерзали ноги.
Джек накинул плащ девочке на плечо и застегнул на пряжку.
Они медленно пошли по дороге, топая ногами, как военные лошади.
Это была та же дорога к Дургэмскому лесу, по которой они прогуливались в теплый сентябрьский день четыре месяца назад, но, господи, сколько с тех пор произошло нового с каждым из них!
Джоанна внимательно слушала рассказы Джека о Гревзенде, о мастерской Генри Пэстона, о Джоне Боле…
О «безумном кентском попе» она уже слыхала не раз. Проповедника иначе и не называли в монастыре. Саймон Сэдбери – архиепископ – поклялся, что добьется отлучения отца Джона от церкви. Мать Геновева говорит, что он хуже фрайеров.
– Нет, он не хуже фрайеров!
Джек опять почувствовал неизъяснимое тепло.
– Ты меня любишь, Джоанна? – спросил он останавливаясь. (Девочка кивнула головой.) – Ну, ты тогда должна любить и его. Если тебе доведется встретить отца Джона Бола, ты сама скажешь, что я прав.
– Хорошо!.. – ответила Джоанна. – Хочешь, пойдем к твоей матери и расскажем ей все? – предложила она вдруг.
О нет, Джейн Строу сейчас ничего не слышит и не видит. Она слишком подавлена своим горем.
– Не надо, Джоанна. Ей сейчас не до нас!
– Да-да, верно, – согласилась Джоанна. – А знаешь, она все-таки любит меня, Джек.
Они шли по дороге, взявшись за руки, иногда болтая без умолку, но чаще тихонько улыбаясь своим собственным мыслям.
Так вошли они в лес.
– Ух, страшно! – сказала Джоанна вздрогнув.
Джек вспомнил о Заячьей Губе и о его Зеленых молодцах. Он рассказал Джоанне о своем товарище.
– Бедненький, – промолвила девочка. – А так он красивый, ты говоришь? Бравый и высокий?
– Да, выше меня… Ненамного, правда. – Джек почувствовал легкий укол ревности.
– Какой же ты смешной, Джек! – засмеялась Джоанна, заглядывая ему в глаза. – У тебя же нет заячьей губы… Говори еще!
– А почему ты ничего не хочешь мне рассказать, Джоанна?
– Я не проклинаю тот день, Джек, только потому, что я провела его с тобой. Тот день, когда я удрала в монастырь. Ты меня любишь, Джек?
– Очень, – сказал он, опустив голову.
– Я не могу тебе объяснить, но я для чего-то нужна матери Геновеве. Она была бы рада засушить меня между двух страничек молитвенника, как отец Роланд засушивает цветы… Я ей для чего-то нужна… И она сделает так, что я постригусь в монахини, – добавила Джоанна с испугом.
– Господь с тобой, Джоанна! К чему ты это говоришь? Когда тебе исполнится пятнадцать лет, мы поженимся, и я увезу тебя…
– Как Робин Гуд – леди?
– Тебе не хочется, чтобы я был ремесленником?
– Нет, ничего, – сказала Джоанна, наморщив нос. – Только почему они мучают этих бедных учеников? «Джоанна Строу, жена мастера», – с расстановкой произнесла она.
– «Джоанна Друриком», конечно, красивее.
– Ну вот, ты опять злишься, Джек!.. Если бы ты был на войне, ты бы мог заслужить рыцарство…
Джек думал о другом. Но можно ли об этом рассказать девочке?
– Джоанна, – начал он останавливаясь, – ты знаешь, о чем проповедует Джон Бол?
– Не знаю. Но, наверно, он говорит хорошее, если мать Геновева так его ненавидит.
– Он говорит, что лорды несправедливо отбирают общественную землю и заставляют мужиков за гроши работать на себя, – сказал Джек, пытливо поглядывая на Джоанну.
– Ну конечно, это правда, – отозвалась девочка.
– И что мужики должны собраться и дать отпор лордам. И это будет когда-нибудь, потому что человек не стерпит, чтобы с ним обращались, как со скотом…
Девочка шла молча, опустив голову.
– О чем ты думаешь? – спросил Джек в тревоге.
– Я думаю о том, что, если тебе суждено когда-нибудь погибнуть, я хотела бы умереть рядом с тобой, – сказала она медленно.
Джек улыбнулся. Они не погибнут, а победят!
Дети опять долгое время шли молча.
Белые с черным сороки перебегали им дорогу. С шумом обваливался снег с веток высоких сосен.
– Вернемся! – предложила Джоанна, передернув плечами. – Что бы ты сделал, если бы сейчас выскочили разбойники? Джек, Джек, что это?..
Из-за деревьев показались две темные фигуры. Перед ними бежали длинные синие тени, потому что солнце уже склонялось к закату. Но это были не разбойники. Мать Геновева, настоятельница женского монастыря Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102