Пойдем-ка к рыбному рынку – там найдется еда.
Он отвязал от пояса маленькую фьяску и, подхватив меня на руки, пошел вдоль лагуны к трем агавам, где расположился базар.
Рыбный базар состоял из громыхающей телеги, запряженной двумя огромными лошадьми-тяжеловозами и уставленной корзинами с живой рыбой, пылающей жаровни, на которой жарили тунцов и лососей, и разложенных кучек морских ежей, креветок, устриц, крабов и омаров. Устрицы были слишком дороги для нас. Антонио купил двух больших морских ежей. Их полагалось резать пополам, поливать их соком кусочки мягкого хлеба и выскребать из скорлупы все остальное. Я уписывала это лакомство за обе щеки…
Антонио протянул мне фьяску с вином.
– Пей. Эту еду полагается запивать вином.
Альмандиновое вино, густое и сладкое, было для меня привычным. Слегка защипало в горле, и щеки порозовели – вот и все. После нескольких глотков я почувствовала себя веселой, бодрой и свежей, готовой идти хоть на край света.
– Мы с Ремо сейчас поедем ловить пеццони, – сказал Антонио. – Хочешь поехать с нами?
Я с радостью кивнула, заранее зная, что это маленькое плавание будет чудесным. Я любила Ремо заочно, потому что о нем хорошо отзывался Антонио. Да и вообще, здесь, на берегу, я любила всех, потому что видела, что никто не отворачивается от меня с презрением, никто не насмехается, как это было совсем недавно в школе.
– Ремо, это моя сестра Ритта, – сказал Антонио хозяину. – Возьмем ее с собой, хорошо?
Тучный рыбак с голубыми глазами и окладистой серебристой бородой очищал лодку от водорослей. Он посмотрел на меня и улыбнулся:
– Гм, придет время, и в глазах этой девчушки утонет не один парень.
Я наивно улыбнулась, не совсем понимая это замечание, но чувствуя, что оно содержит похвалу мне.
Антонио подхватил меня на руки и перенес в большую, колышущуюся на воде барку, похожую на корабельную шлюпку. Ремо отвязал от колышка длинную веревку и, подталкивая барку правой рукой, шел по дну, пока вода не достигла его широкого кожаного пояса, завязанного на животе огромным узлом. Потом он довольно ловко для своего грузного тела перескочил через борт барки, обдав меня снопом соленых брызг.
Зазвенели цепи. Я огляделась: на дне барки лежал тяжелый чугунный якорь, прикрепленный к длинной цепи, и несколько железных крючков с тяжелым грузилом.
– Садись за весла, – сказал Ремо Антонио, – а я займусь твоей сестрой.
Барку качало, ласково омывали ее борта прозрачно-голубые волны, и в такт им тихо вызванивала цепь. Струйки воды стекали с поднимающихся и опускающихся весел, слышался скрип уключин. Берег быстро отдалялся от нас, фигуры рыбаков казались все меньше… Воздух становился терпким и густым от запаха соли, йода и золотисто-зеленой морской травы, набросанной на дно барки и высыхающей под лучами солнца.
– Куда мы направляемся? – спросила я.
– За пеццони, – сказал Ремо. – Видела такую рыбу?
– Я даже пробовала ее… Мне ее давала Ида, служанка отца Филиппо.
Ремо утвердительно качнул головой.
– Это хорошая рыба, и на рынке она идет за хорошие деньги… Видишь ту цепь? Пеццони ловят стоя на якоре. Она водится на большой глубине.
Берег вскоре исчез из виду, и теперь только волны да крикливые чайки окружали барку.
– Мы плывем на север, Ритта, – сказал Ремо, поймав мой вопросительный взгляд. – По направлению к Ливорно. Ты была когда-нибудь там?
Я смутилась, не решаясь признаться, что не была нигде, кроме своей деревни, и неуверенно покачала головой.
– Ничего, еще побываешь. А может, и замуж выйдешь за одного из ливорнских моряков.
– Ремо, а вы были в Пизе? – спросила я.
– И в Пизе, Ритта, и во Флоренции, и даже в Париже… Увидев восхищение на моем лице, он рассмеялся и погладил по голове:
– Ты хорошая девчушка, Ритта, и совсем не похожа на итальянку.
– А я и не итальянка, – твердо возразила я.
– А кто же ты?
– Я тосканка, – гордо сказала я.
Он снова улыбнулся и протянул мне бумажный сверток:
– Возьми, это очень нравится моим сыновьям.
Я развернула бумагу и ахнула. Пышный, ароматный, невообразимо аппетитный панджалло – кекс, начиненный изюмом и цукатами! Раньше такие лакомства я ела только на Рождество…
– Ремо, можно я вас за это поцелую?
Не дожидаясь разрешения, быстро подошла к рыбаку, обхватила его могучую шею, ощутив резкий запах рыбы и ласковое щекотание бороды, и несмело прикоснулась губами к давно не бритой щеке. В этот миг барку сильно качнуло, и я едва не выпала за борт. Меня вовремя подхватила сильная рука Ремо…
– Осторожнее, малышка, тут легко угодить к черту! – Он увидел, как судорожно я зажала в руке панджалло, боясь его выронить, и расхохотался, гладя меня по плечу. – Ох, похоже, ты за свою жизнь боялась меньше, чем за этот подарок…
Я покраснела, но ощущение счастья от этого не уменьшилось.
Вскоре Антонио бросил весла, и они с Ремо спустили вниз чугунный якорь. Громко дребезжала цепь… Тяжелыми, очень длинными крючками мои спутники выискивали по дну редкостную пеццони. Она водилась глубоко, между кораллами, за что ее еще называли коралловой рыбой. Наконец Антонио хрипло вскрикнул от первой удачи, и холодная, почти прозрачная рыба шлепнулась на дно барки. Я никогда не думала, что она такая красивая. Ее сияющие розовые плавники сверкали на солнце, как лезвия…
Рыбы бешено бились на дне, подпрыгивали, едва ли не танцевали на хвостах и жадно хватали воздух, но выскочить из барки не удалось ни одной.
Лов длился долго, до тех пор, пока солнце из желтого не превратилось в пунцовое и стало клониться к горизонту. По волнам пробежала легкая рябь, ветер усилился, и жара спала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17