– Вы только посмотрите, к какому итогу мы пришли! – с возмущением воскликнул его молодой помощник. – Уже четыре женщины исчезли в этой проклятой больнице!
Де Кок с иронической усмешкой покосился в его сторону.
– А если не подводить и-то-га? – с расстановкой произнес он.
Фледдер прерывисто вздохнул.
– Получится то же самое, – нехотя признал он. Де Кок ехидно улыбнулся.
– Я вижу, ты не в силах отречься от своих заблуждений.
Фледдер с жаром прижал руки к груди.
– Да, я никогда не верил в иную версию, – сказал он. – И сейчас не верю. И вы сами скоро убедитесь, что я прав.
Де Кок, казалось, пропустил мимо ушей последние слова.
– Что тебе сказали наши коллеги с Лодевейк ван Досселетраат?
– Мне показалось, они в полном замешательстве. А всему причиной то, что они не придали значения первому сообщению Рихарда Недервауда. Между прочим, они интересовались нашими успехами.
– И что же ты им ответил? Фледдер вздернул подбородок.
– Я считаю, наши успехи или неудачи их не касаются.
Де Кок посмотрел на него с наигранным возмущением.
– Ты по крайней мере хотя бы узнал имена двух пропавших женщин?
Молодой следователь полистал записную книжку.
– Мария-Антуанетта ван Хет Вауд, – громко прочел он, – двадцатипятилетняя студентка факультета психологии и Шарлотта Акерслоот, двадцатитрехлетняя дочь владельца кафе из Амстердама – работала она или училась, мне не удалось выяснить.
– Ты узнал что-нибудь об окружении или семьях обеих женщин?
– Окружение… – Фледдер раздраженно передернул плечами. – Нет, об этом я справок не наводил.
Де Кок понимающе закивал.
– Наши коллеги сказали тебе, что собираются начать расследование?
– Нет, этого они не говорили.
Де Кок поднялся из-за стола и протянул руку к своему молодому помощнику.
– Ты сейчас немедленно отправишься на своей машине на Лодевейк ван Досселетраат и скажешь им, что мы полностью берем на себя дело об исчезновении этих женщин. – Инспектор потеребил кончик своего носа. – Я не желаю рисковать и не хочу, чтобы они перебежали нам дорогу. Забери у них все записи, которые они сделали, и опроси всех, кто заявил в полицию об исчезновении еще двух женщин.
– Зачем?
Де Кок нетерпеливо застучал ногой об пол.
– Мне нужно выяснить все связи… все знакомства… всех мужчин и женщин, с которыми эти особы общались, все клубы и общества, где они появлялись. Будешь разговаривать с нашими коллегами, упомяни имена первых двух женщин и обрати внимание на ответную реакцию.
– А потом что?
– Возвращайся сюда и больше ничего.
– А вы что же?
Де Кок молча улыбнулся в ответ и отошел к вешалке. Фледдер нехотя поднялся и поплелся за ним.
– Так вы не поедете со мной? – настойчиво допытывался он.
Старый сыщик покачал головой. Он посмотрел на большие часы, висевшие на стене, натянул плащ и взял в руки шляпу.
– Мне надо кое-кого навестить, – с таинственным видом сообщил инспектор.
Фледдер почувствовал легкое замешательство. Де Кок, не дойдя до двери, обернулся.
– Не забывай еще об одной вещи.
– О какой?
– О маске смерти…
Выйдя из дверей полицейского управления, инспектор взглянул на небо. Темные тучи застилали его сплошной пеленой, накрапывал мелкий дождь. Инспектор надвинул пониже шляпу, поднял воротник плаща и, невзирая на дождь, не ускорил шага.
Он вышел на Нордемаркт и остановился перед маленьким домиком с широким окном, который спрятался позади реформатской церкви. Над входом красовалась вычурная надпись «Петер Карстенс», а пониже, чуть более мелким шрифтом: «художник».
Де Кок отвернул рукав плаща и посмотрел на часы. Оказывается, уже без четверти одиннадцать. Он почесал двумя пальцами нос и тихонько хихикнул.
– Вот уж точно неурочный час для визита добропорядочного христианина, – проворчал он себе под нос и не без удовольствия дернул начищенную до ослепительного блеска медную ручку звонка. Звонок прозвучал громко и настойчиво, что ничуть не смутило инспектора: он знал, что хозяин дома засиживается за работой до глубокой ночи.
Минуты через три дверь отворилась, и на пороге появился мужчина со всклокоченной седеющей шевелюрой, в широких, бесформенных штанах и черной шелковой блузе, усеянной пятнами краски. Насупив брови, он хмуро взглянул на гостя, и вдруг его большие карие глаза радостно вспыхнули.
– Де Кок! – громко завопил он. – Что случилось, старина?
Окинув взглядом безлюдную мокрую площадь за спиной инспектора, блестевшую при желтом свете фонарей, он отрывисто бросил:
– Сегодня не та погода и не тот час, чтобы вылезать из дома без особой надобности…
Де Кок скроил печальную физиономию.
– Ничего не поделаешь… Так повелевает мне долг.
– Господи, какой еще долг?
– Долг служения правосудию.
Петер Карстенс презрительно потянул носом.
– У тебя, дружище, как видно, не все дома. – Он помолчал. – Когда такие вещи произносит обыкновенный обыватель, это еще не так страшно, но если подобные речи заводит полицейский чиновник, это опасно для жизни.
Де Кок предпочел пропустить сие ядовитое замечание мимо ушей. Он знал, что этот человек находится в постоянном конфликте с обществом – необузданный бунтарь с тонкой, легко ранимой душой художника, которому всегда было тесно в общепринятых рамках.
Инспектор смахнул капли дождя с полей шляпы.
– Может, ты меня все-таки пустишь в дом? – с улыбкой спросил он.
Художник шутливо поклонился и широким жестом пригласил гости войти. Шелковая блуза с широкими рукавами подчеркивала грациозность его движений.
– О верный страж порядка, – торжественно произнес он, – прошу посетить мою скромную хижину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38