Лахли не сомневался, что в темном саду никто не заметит подмены. Он ворвется туда с Йанирой на руках, назовется Пендергастом, наплетет им что-нибудь про то, как на них напал Потрошитель, и спокойно пронесет ее на станцию. Ему не терпелось увидеть своими глазами, на что эта станция похожа.
Черт, да пока Йанира в его власти, его возможностям в таком месте воистину нет предела!
В общем, Джон Лахли вернулся в Тибор в самом наилучшем расположении духа.
Он опустил фонарь в лужу перед дверью, железный ключ, щелкнув, провернулся в замочной скважине. Лахли сунул ключ обратно в карман плаща и нагнулся, чтобы взять фонарь. Дверь бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях. Свет никогда не гаснущих газовых рожков у алтаря словно приглашал его домой…
…и Джон Лахли так и застыл на пороге. Она исчезла.
Он в буквальном смысле этого слова отказывался поверить в то, что видели его глаза. Он оставил ее подвешенной к большому железному крюку на самой большой ветви своего дуба, к тому самому крюку, на котором разделывал Моргана в ночь, когда умер этот жалкий ублюдок. Она висела связанная и опоенная снадобьем. Из каменного подвала вел лишь один выход с окованной железом дверью. И эта железная дверь была крепко заперта на замок, который, насколько он мог судить, не взламывали силой. И все же сомнений не было: Йанира исчезла.
В подземной камере не нашлось бы места, чтобы спрятать даже малого ребенка, не говоря уже о взрослой женщине. Он стоял, прижавшись рукой к холодному железу двери, и взгляд его метался с полок на шкаф, потом на алтарь, потом на дубовый ствол и снова на полки. Как она сумела выбраться отсюда? Ключ у него в кармане был не простым ключом от амбарного замка. Открыть эту дверь мог только человек, обладающий слесарными навыками. Или вторым ключом. Или же это был чертовски способный вор. Может, кто-то вломился сюда и унес ее? Но кто?
Ему на ум не приходило ни одной причины, по которой слесарь вдруг бродил бы по лабиринту канализационных туннелей до тех пор, пока не уперся бы в эту конкретную нишу, чтобы отпереть дверь. В этом просто не было бы никакого смысла. У нормальных слесарей не хватает воображения на такие поступки. Да и вору делать здесь было бы нечего. В уоппингском доме не имелось ничего заслуживающего кражи — если, конечно, вор попал сюда тем путем. Второй ключ? Это объяснение казалось еще абсурднее остальных. Сделать восковой слепок с оригинала, отлить болванку, выточить ключ — и все за какой-то час, когда владелец помещения мог вернуться в любую минуту?
Чем дольше он искал разумное объяснение всему этому, тем меньше разума оставалось в его голове — он словно утекал сквозь пальцы в грязную лужу под ногами. Спящая пленница Лахли просто не могла выйти из помещения. Но она исчезла. Выходит, главное убежище Лахли, результат долгих лет труда и вложений — вся жизнь его в этом месте — находилось теперь под угрозой, ибо эта чертова сука выбралась из него.
От такого потрясения в пору было лишиться рассудка.
Ярость жгла изнутри огненным шаром, она распирала его как порох — бомбу анархиста, она гнала его из угла в угол, заставляла размахивать руками с такой силой, что фонарь полетел на пол и разлетелся стеклянными осколками и брызгами масла. Лахли шарил там, где не спряталась бы и мышь, но не нашел ни следа, ни малейшего намека на то, как смогла она бежать. При одной только мысли об этом сердце его, казалось, вот-вот вырвется из груди. Но не могли же его обнаружить! Особенно теперь, накануне его вступления в новый мир.
Лахли злобно выругался. Он ведь был так осторожен… чертовски осторожен! Может, его все-таки узнал кто-то? Узнал в усатом мужчине того тощего паренька, который жил когда-то на этих улицах? Лахли едва исполнилось двадцать, когда он в последний раз бродил по Уоппингу и Уайтчеплу, выступая под именем гастролирующего медиума, Джонни Анубиса. Но кто еще мог сделать это, если не какой-то мелкий воришка, готовый обобрать хоть собственную жену, если за это дадут денег?
Он почти ожидал увидеть за дверью Тибора Скотленд-Ярд в полном составе с пистолетами наготове. Вместо этого за дверью виднелся все тот же темный туннель, тихий и холодный как склеп — такой же, как и полчаса назад. Лахли застыл на пороге, глядя на свое оскверненное святилище, тяжело дыша и пытаясь сообразить, что же ему теперь делать. Возвращаться домой было смертельно опасно. Опознал ли в нем какой-то житель Ист-Энда Джека-Потрошителя, или это его выследил до самого этого места муж проклятой девки — в любом случае тот, кто забрал Йаниру, узнал о нем достаточно, чтобы Лахли вздернули на виселице. Ему необходимо убраться из Лондона. Пока его не успела выследить полиция. Что ж, ворота в будущее откроются сегодня после захода солнца, а это значит, ему нужно избежать поимки еще каких-то двадцать часов.
Отрезанная голова Доминики Нозетт смотрела на него со стола своими незрячими глазами. Жаль, что она не может открыть ему свои тайны. Ему придется захватить голову с собой, медленно сообразил он. Он скажет им, что пытался отыскать свою спутницу и нашел ее разрезанной на части в канализации, так что смог взять с собой только голову. Да, так он и поступит, чтобы прорваться к воротам: шокирует их всех видом окровавленной головы и проскочит на ту сторону, пока они будут ахать и спорить, что делать.
Двигаясь со спокойной уверенностью, Лахли достал из-под стола деревянную шкатулку и высыпал из нее свои принадлежности, на место которых положил голову мисс Нозетт. Потом добавил к ней несколько других предметов, которые хотел захватить с собой, упаковав все это в кожаный саквояж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147