Пушкин дельно рассудил, что письмо скопировал. Но десять штук – перебор. Значит, так: семь копий – уничтожить немедленно. Одну дай сюда. Одну оставь себе и спрячь получше. А с десятой копией отряди самого надежного человека... – Меркулов экзаменовал взором солдат, которые, в свою очередь, глядели на него с обожанием и мольбой («Меня, товарищ капитан-лейтенант, меня, я не подведу!»). – Вот этого. – Он ткнул пальцем в Матвеева. – Отряди его, пусть найдет любого офицера из командования укрепрайона или девятой дивизии, на худой конец. И скажет следующее, записывай...
Меркулов надиктовал донесение, в котором на удивление ясно, внятно и без всяких ёкарных папенгутов обрисовал ситуацию. Кое-что касалось и непосредственно меня.
– «На основании оценки сложившейся обстановки мы, капитан-лейтенант Меркулов и лейтенант Пушкин, приняли решение: попытаться лично доставить письмо в штаб Первой Группы Флотов. Поскольку наши шансы на успех невелики, прошу вас также приложить все усилия к тому, чтобы письмо попало к адресату». Записал? Молодец. И последнее слушай-запоминай. Клоны сейчас прут прямо сюда. Если их не остановит зенитная рота, следующая станция у них – летное поле. Это значит, стоять вы будете здесь и стоять будете насмерть. Появится офицер от капитана и выше – отдашь ему свою копию письма. Ну а при угрозе захвата противником – письмо уничтожить... Да и флуггер этот лучше бы тоже... Секретная машина как-никак...
– Понял, товарищ каплей. Не беспокойтесь, секретов клонам не дадим и сами не дадимся!
– Молодец. Да, как мы с твоими орлами вместе «скорпионов» давили – я запомню!.. Идем, Пушкин.
– А вы что – знаете, где штаб Первой Группы Флотов? – спросил я, когда мы отошли от «Орлана» шагов на двадцать.
– Этого только дурак не знает. И кончай «выкать» наконец! Я уж было обрадовался, а тут снова – «вы»!
– Извини. Ну и где штаб?
– Да где-то в бункере под Оранжереей.
– То есть точно ты все-таки не знаешь?
– А зачем точно? Сядем на летное поле «Б», а там у кого-нибудь спросим.
– Так ты лететь собрался? – у меня перехватило дыхание. Что ж, мечты сбываются... Хотел ты, Пушкин, подняться в воздух – поднимешься.
Мог бы и сразу догадаться! Ведь Меркулов, закончив разговор с сержантом, сразу безошибочно взял курс на четверку флуггеров– ту, с которой на моих глазах взрывная волна сорвала сугробы маскировочной пены.
– Есть другие идеи? По земле не пройдем. Я только что с озера, там такая свалка! Все дороги на запад перехвачены егерями, «Атураном» этим гребаным. Будь у нас хоть взвод танков, можно было бы попробовать прорваться, а так...
– А руку тебе где? Там?
– Там. В рукопашную братишек из сводного флотского батальона поднимал. Они сперва робели, но потом ничего пошло. Сбили мы егерей с тороса, и тут танк – мертвый с виду, гусеницы порваны, в пробоинах весь – ожил вдруг и как шарахнет плазмой! Пацанов рядом со мной – в угли, рукав шинели – в пепел, ну, китель загорелся... Но отделался ерундой, пара ожогов...
– Это хорошо, что ерундой, – сказал я, а сам подумал: «Рассказывай! Ты же рукой шевельнуть не можешь, висит плетью». – Не больно?
– Сейчас уже нет. Меня сразу к медбэтээру вывели, там мазилкой замазали, два укольчика вкатили и вместе с тяжелоранеными сюда привезли. Я вообще-то хотел остаться, но на меня налетел лютый кап-три с воплями, что расстреляет, если еще раз на передовой встретит.
– Расстреляет?
– Ну, все пилоты, дескать, обязаны находиться налетном поле, а не егерских офицеров мечом шинковать. Приказ Тылтыня.
– Слушай... А может, тебе лучше Тылтыня пойти поискать? Я уж как-нибудь сам слетаю, а? Как ты одной рукой управляться-то в кабине будешь?
Я знал, что слова мои пропадут всуе.
Знал. Но все же: человек ранен, причем на самом деле тяжело. Боли он сейчас не чувствует только потому, что добрый доктор военайболит поставил ему нейроблокаду. Иначе Меркулов мог бы и копыта откинуть – от болевого шока.
Но надолго нейроблокаду не ставят. Подразумевается, что Меркулов должен сейчас попасть в ближайший стационар. Там он завалится на койку, получит общий наркоз, пройдет операцию по пересадке кожи (и мышц?), после чего в ближайшую неделю будет пробавляться бульончиком с визором. А не геройствовать тут за всю свою (надо думать, погибшую) эскадрилью. Меркулов, по своему обыкновению, меня просто не расслышал.
– Надо решить, как снимаем часовых. У меня нет настроения с ними препираться.
– У меня тоже. Но их всех грохнуло, я видел. Вместе с транспортером. Как бы и флуггеры не того...
– Что с виду целое, то и в воздух поднять можно... Давай тогда по вылету.
– Давай.
– Значит, так. Взлетаем вместе, высоту не набираем, пойдем на сотне, максимум – на полутора. Особо не разгоняемся, держимся на околозвуке, нам садиться через пять минут. Не полет получается, а прыжок. Держись рядом со мной, повторяй все маневры. Оружие применять будем в самом крайнем случае. Да, кстати, оружие... У тебя «Шандыбин» с собой?
– Нет. Только вот меч.
– Плохо. Хрен его знает, что там у них сейчас...
– Будем надеяться на лучшее. Еще нам нужно запасной вариант обсудить. Если по каким-то причинам налетное поле космодрома «Б» сесть нельзя – что тогда?
– Тогда?.. Хм, если нельзя сесть – катапультируемся!
– Ну а если там совсем плохо? Одни клоны кругом, а наших нигде не видно?
– Не может этого быть, – убежденно сказал Меркулов. «Нуда. С вероятностью одна вторая», – подумал я.

Нам с Меркуловым повезло во всем, кроме самого главного.
«Дюрандали» оказались полностью боеготовыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35