Ей было страшно, но превыше страха был гнев – настоящий темный гнев. Кто-то, что-то смеет так обращаться с ее любимым! АнаМорг отшвырнул Дерика в сторону, как пустой пакет из-под молока, и Сара пришла в ярость. В самую настоящую ярость. А чудище тянулось к ней, и она поняла, что ей с ним не справиться, что оно убьет ее – «Но это и хорошо, потому что Дерик похоже, тоже мертв – так какая разница?» – и единственное, что она смогла сделать, когда оно к ней наклонилось, – пнуть его ногой.
Чудище испустило вопль – страшный, жуткий, кошмарный вопль – и отступило. Это вдохновляло, хотя и пугало. Оно кричало, и кричало, и дрожало, и спотыкалось о тех, что в красном, и носилось вокруг, точно злое покрытое листьями торнадо, а потом упало, извиваясь, словно его режут на куски бензопилой, съежилось и исчезло.
Пузырь с шумом лопнул, и только тут Сара поняла, что у нее страшно болит нога, и к тому же сильно кровоточит.
– Наплевать, – пробормотала она, подбегая к Дерику, который лежал в углу, весь избитый.
Она опустилась на колени рядом с ним, помешкала: «Я могу… я могу… я могу навредить ему еще больше, если пошевелю его…» а потом перевернула. Он оказался в ее руках, обмякший и бескостный, и это испугало ее больше, чем дерево-демон.
– Дерик, – тихо сказала она и заплакала, глядя на его дорогое, избитое лицо, на то, как его голова слишком легко откинулась назад – сломанная шея, конечно, а может быть, и первый шейный позвонок, – и кровь, сплошная кровь. Глаза у него были открыты, но он не видел ее. Она поискала пульс и не нашла. Ничего.
– Дерик, осел, тупица… ты не должен был умереть. Я – ладно, и остальной мир – пусть так. Но не ты. Ни в коем случае.
«Это только клиническая смерть, тупица! У тебя что, нет опыта? За работу!»
Но шея… шея у него…
За работу!
Правильно. Она уложила его на цементный пол и начала делать закрытый массаж грудной клетки.
Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре.
«Ох, не умирай. Не умирай».
Раз, два, три, четыре.
«Ох, не смей покидать меня. Не смей. Как я смогу после этого жить с обычным человеком? Не смей».
И опять раз, два, три…
– Сара…
– Я теперь одна, – задыхалась она. Два, три, четыре. – Одна, и множество людей в мире, и где я найду такого, как ты?
– Сара…
– Что? – всхлипнула она, прекратила массаж и положила его себе на колени. – Что, идиотина?
– Где плохой парень? – Белки глаз у него были кроваво-красные, и кровь текла даже из левого глаза, как темные слезы.
– Я дала ему пинка, и он сдох, – всхлипнула она.
– Хороший способ заставить… заставить парня почувствовать… себя полезным, – сказал Дерик, задыхаясь, и крови стало еще больше, о боже, как будто ее до того было мало.
– Тебе больно? – воскликнула она.
Наверное, нет, она как медик понимала – шок частично подавляет боль.
– Вообще-то довольно неприятно, – признался он.
– Да? О боже, Дерик, мне так жаль, дай я сниму с этих мертвых дураков пару одежек, ты же, наверное, замерз.
– Мне бы глоток чего-нибудь, – простонал он. – Может, десяток глотков. Помоги мне встать.
Она чуть было снова не расплакалась – он даже не понимает, как он изранен, не понимает, что жить ему осталось самое большее несколько минут. Что он уже умер, а она только вернула его обратно с помощью своего везения и грубым умением. Раны, которые на виду, очень серьезны – а что случилось у него внутри, нельзя даже вообразить. Смятая печень. Разорванные легкие – удивительно, что у него вообще хватает дыхания, чтобы говорить.
«Ах, Дерик!»
– Ты… ты просто лежи, не двигайся, а «скорая» приедет.
– Сара, здесь такая вонища, у меня был плохой день, и мне на самом деле очень хотелось бы встать с этого мерзкого пола, – залпом проговорил он. – Помоги мне.
– Лежи и не двигайся, Дерик, – уговаривала она.
Дерик раздраженно повертел шеей, как человек, старающийся вправить вывих. Она услышала треск – воздух выскочил из костей, а потом Дерик снова закашлялся, скривившись, стер кровь с подбородка и выпрямился у нее на руках. Его левый глаз все еще был налит кровью. Правый был совершенно нормален.
– Как здесь сыро, – сказал он с отвращением, оглядывая хаос мертвых тел, подпаленных одеяний, разбитого стекла, перевернутых столов. – Ну и денек! Давай мотать отсюда. Перестань, мне щекотно.
Она ощупывала его всего.
– О боже. Боже! Так быстро, как все быстро!
– Да, детка, высшая форма жизни. Я же тебе говорил. – Он потер глаз, который все еще был налит кровью, и когда отвел руку, Сара увидела, что глаз чист. – Хорошо, что полнолуние было совсем недавно. И я думаю, что ты тоже имеешь к этому отношение.
– Я? – изумилась она, ощупывая его.
– Да, я не смог бы исцелиться так быстро сам по себе. Наверное, твои способности, твое колдовство – ну, не знаю, что там – окутало меня волшебной оболочкой, или как там это называется.
– Правда? Давай обдумаем это тща…
– Потом. Ой, как саднит. Ну и денек.
– Да заткнись ты! – Она приложила большие пальцы к его нижним векам и оттянула их книзу. Белочные оболочки обоих глаз были совершенно здорового розового цвета. – Не могу в это поверить, не могу в это поверить! Как быстро!
– Ну, я же говорил. Наверное, мне нужно поблагодарить за это тебя. То есть я поправляюсь быстро, но это случай из ряду вон. Наверное, твои способности окутали меня – как приносящие удачу объятия. Или что-то типа того. – Он усмехнулся. – Я бы обнял тебя, но сперва мне нужна новая рубашка. И наверное, новые трусы – эта штука, дерево-демон, была очень страшная.
– А как насчет «Избранников Артура»? – спросила она почти шепотом.
Она никогда еще не оказывалась в помещении, полном трупов, – со времени школы медсестер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47