– Что делать, мы не так воспитаны. В отличие от вас, людей. Вы-то – во всем спецы, – сказал он, стараясь приободрить ее. – Homo sapiens – самые лживые, жадные особи, которых планета когда-либо…
– Заткнись! А ты… ты когда-нибудь думал о… что, если ты ошибся?
Он улегся поближе к ней.
– Понятия не имею, о чем ты, любовь моя.
– Может, ты убьешь меня сегодня ночью, – проговорила она так спокойно, что он чуть не свалился с полки. – Спасая мир.
– Какая чушь!!!
– Не кричи, я рядом.
– Ты не злая, Сара. Нисколечко не злая. Так как же ты можешь погубить мир?
– А что, если это бессознательный поступок?
– А что, если сознательный?
– Ну ладно, хватит, – бросила она. – Так мы ни до чего не договоримся.
– Вот именно. Так что оставим это, ладно? Я прошел через все это дерьмо не для того, чтобы убить тебя теперь. И потом, – заметил он, – я, наверное, и не смог бы, помнишь? Я хочу сказать – на самом деле не смог бы. Мало того, что мне кажется это просто ужасным – я не в состоянии заставить себя попытаться еще раз.
– Вот как. Да, ты прав. – Она слегка приободрилась. – Если попытаешься, у тебя может случиться разрыв сердца.
– Именно. И хватит плакать, ладно?
– Да заткнись ты и поцелуй меня. Тупой осел.
Он поцеловал ее, и она тоже поцеловала его, неистово, почти отчаянно. Он почуял ее страх и тревогу и успокоил ее, как только мог – губами и руками. Вскоре ее тревога сменилась вожделением, от которого и в нем тоже разгорелось вожделение.
Они разделись и прижались друг к другу, шепча, покусывая, теребя, вздыхая, и под конец он закрыл глаза и вдыхал ее духи, и они сотрясались, а поезд шел через Средний Запад.
– Я должен тебе кое-что сказать, – начал он, как раз когда она уже засыпала, – только обещай, что не будешь беситься.
– А ты не можешь говорить как взрослая девочка? Что? Что такое?
– Обещай, что не будешь беситься.
– Всякий раз, когда говорят такое, это значит одно: «Берегись, сейчас ты взбесишься».
– Да, но ты все же обещай.
– Обещаю.
– Обещаешь?
– Ну да, да!
– Черт. Сара, я должен сказать тебе это. То есть это как бы… преследует меня.
– Так говори.
– Но я не хочу, чтобы ты взбесилась, – проскулил он.
– Тяжелый случай.
– Ну вот. – Он глубоко втянул в себя воздух; койка была такая узкая, что она ощутила, как вздымается у него грудь. – Ладно. Нам не нужно было спать друг с другом в доме Джона. Или предыдущей ночью, в лесу.
– Чего и где мы не должны были делать?
– Нам не нужно было спать друг с другом. Он все равно догадался, что ты мне не невеста.
– И ты не счел нужным посвящать меня в подробности, потому что?..
– Ну, потому что мне хотелось перепихнуться, – честно признался он и тихо взвыл: – Ваууу!
– Ты что? Я же тебя даже не трогаю!
– Bay, черт побери, Сара!
– Ах ты, придурок! Ах ты, подонок! Ах ты, задница! Вот блин!
Когда она вспомнила, как она накинулась на него… как сняла халат и стянула с себя одеяло, точно настоящая старая шлюха… как говорила себе, что они занимаются этим ради дела… она пришла в ярость, так ей стало стыдно.
И что можно сказать о нем? После того как он домогался до нее, а правды до сих пор не сказал? Ничего, кроме того, что он лживый, низкий, беспринципный…
– Вауууу!
– …негодяй.
– Чего скулишь? – бросила она. – Я даже не начала еще. А ты сукин сын! Кусок говна! Ты…
– Ой-ой-ой! – Он обхватил свои чресла и принялся раскачиваться взад-вперед на узкой полке. – Сара, ты прекратишь?
– Что прекращу?
– Успокойся, – попросил он. – Ради наших нерожденных детей.
– Говорю тебе, я ничего не делаю! – Но так ли это? Она, конечно, здорово разозлилась и вполне могла наслать какую-то кару на его гениталии. Может, и не одну. Хотя его крики боли изумительно поднимали ей настроение. – Хватит ныть.
– Bay, ax, вау! О боже! – И он жалобно застонал. – Мои яйца сейчас лопнут!
– Так тебе и надо, – бросила она.
– Я серьезно, Сара. В жизни не испытывал большей боли.
– Прекрасно.
– Слушай, я прошу прощения, хорошо? Правда, правда, правда, правда прошу прощения. Я просил прощения еще до того, как ты раздула мои яйца.
– Я не…
– Просто я не мог, чтобы это и дальше висело между нами. Особенно после этих твоих слов – помнишь, насчет того, что завтрашний день может оказаться решающим?
– И что? – буркнула она.
– И я решил все рассказать тебе.
– Ну, рассказал.
– Да, но ты обещала не беситься.
– Я и не бесилась.
– Но ведь ты мне отомстила? – Он осторожно ощупал себя. – О боже! Кажется, я на некоторое время выбыл из Сексуальных Олимпийских Игр, Сара-Медвежонок.
– Так тебе и надо, – повторила она и отодвинулась от него, насколько это было возможно, а это было почти невозможно. – Козел.
– Bay, ну же, – уговаривал он. – Я же сказал, что прошу прощения. Не моя вина, что мне так хотелось трахнуть тебя, что я был готов…
– Этим ты ничему не поможешь, – проворчала она, но когда Дерик с покаянным видом устроился позади, не стала ему препятствовать.
28
– Ах, Бостон, как сладко здесь пахнет… Сара, какого черта!
Она оступилась, а поскольку он шел за ней по пятам, то упал на нее, растянувшись на ступеньках. Она ударилась о платформу с таким грохотом, что он вздрогнул, а она сильно прикусила себе язык.
– Ой! – вскрикнула она без всякой необходимости. – Я пвикуфила яфык!
Дерик перекатился через нее с кошачьей грацией.
– Ты что с чем сделала?
– Яфык! Я его пвикуфила! – Высунув язык, Сара скосила глаза, пытаясь его рассмотреть. – Квофь идет?
– Нет, – сказал Дерик, ставя ее на ноги и не обращая внимания на любопытные взгляды других пассажиров.
– Ты дафе не посмотфел!
– Сара, если бы кровь шла, я бы это учуял. Так что стряслось?
– Я запуталась в софстфенных ногах и… ой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47