— Время, сударыня… вот непобедимая сила, способная сломить всякое сопротивление.
— И вы — дворянин?! — с негодованием выкрикнула она.
— Сударыня, я — Жан де Верт. Я люблю вас, и вы будете моей женой.
Барон низко поклонился и вышел.
Арман-Луи, держа руку на головке эфеса шпаги, трясся от гнева. Он устремился за бароном. Г-н де Парделан остановил его.
— Не здесь! Он — мой гость! — сказал он.
— Вот ещё один человек из породы волков и кабанов, с которым я хотел бы сразиться один на один, — прошептал Рено.
Г-н де Парделан топнул ногой от досады.
— Ах, зачем только он спас мне жизнь!
И маркиз рассказал им, как во время войны, развязанной датским королем Кристианом против Германии, упав со своей лошади, он чуть не погиб под ударами хорватского всадника, когда Жан де Верт, который овладел уже военной профессией, рискуя собой, спас его. Барон ничего не хотел тогда принять в качестве платы за это, и, в порыве признательности г-н де Парделан поклялся выполнить любую первую просьбу, с которой тот обратится к нему.
— Я назвал себя и мы пожали друг другу руки, — добавил г-н де Парделан. — «Быть по сему!», ответил тогда мне Жан де Верт, и в тот же день я почувствовал облегчение.
С того дня превратности военного времени разлучили их: Жан де Верт, католик, взял сторону императора, г-н де Парделан, протестант и француз по происхождению, остался верным знамени шведского короля. Позже, по стечению обстоятельств, Жан де Верт оказался в Швеции, и, помня о прошлом, именно у г-на де Парделана он попросил приюта и поддержки в ходе одного деликатного дела. Тогда-то барон и увидел м-ль де Сувини.
— Уже через неделю он напомнил мне о моем обещании, сделанном когда-то на поле битвы, орошенном моей кровью. Что я мог ответить ему? — сокрушался маркиз.
Он сделал несколько шагов по комнате, терзаемый волнением.
— Ах, почему вы не сказали раньше о вашей любви? Почему не сказали ещё в день приезда?! — спрашивал он молодого человека.
— Но разве я мог? — воскликнул г-н де ла Герш. — Вспомните, с каким видом вы встретили меня, какой вы оказали мне прием! Мадемуазаль де Сувини — богата, я — беден, и, ещё не познакомившись со мной, вы относились ко мне с подозрением. Чего ради я бы открывал рот?
— Ах, не вините меня! Я не знал вас совсем, я только знал из письма господина де Паппенхейма, что мадемуазель де Сувини на много лет, без видимой причины, задержалась в замке Гранд-Фортель у г-на де Шарней.
— Ну вот, теперь вы прекрасно понимаете, что я вынужден был молчать! Но я уже принял решение, и если однажды мне удастся завоевать себе место под солнцем, я приду, что бы сказать вам: «Я люблю Адриен, я достоин её. Не соизволите ли вы отдать мне её в жены?»
Рено крепко пожал руку Арману-Луи.
— Я надеюсь на то, дружище, — сказал он. — Жан де Верт — не Ахилл, он, я думаю, уязвим.
— Я тоже надеюсь, потому что он тебя любит, — шепнула Диана на ушко м-ль де Сувини, которую сжимала в своих объятиях.
Почему эти слова, произнесенные таким нежным и робким голоском, что только женское ушко могло расслышать их, заставили нахмурить брови баронессы д`Игомер? Почему в то время, как она украдкой смотрела на Рено, видно было, как множество тонких змеек выткали на её свежих щеках густой румянец? Не потому ли что Рено взглянул в этот момент в сторону Дианы?
17. Змея в траве
Если мы хотим завладеть ключом к её маленьким тайнам, нам понадобится, несколько мгновений спустя, войти в комнату, украшенную цветами и слабо освещенную лампой, стоящей среди благоухающих букетов. Окно в ней открыто, и легкий ветер играет в шелковых складках занавесок, которые раздуваются, подобно парусу. За окном тишина, и слышен только шелест листьев. Г-жа баронесса д`Игомер в ночной рубашке лежит в большом кресле, одна её рука небрежно повисла вдоль томного тела, забыв махать веером, который сжимают пальцы, другая рука закинута за голову.
Она размышляет, но складка губ выдает её чувства; брови сомкнуты у переносицы, мрачен взгляд, сверкающий металлическими искорками, точно молниями в штормящем море. Иногда её грудь высоко вздымается, и лицо вспыхивает неожиданным румянцем. Неподвижная и молчаливая, она преисполнена коварства. Баронесса — маленькая и изящная, легкая ткань её рубашки позволяет увидеть перламутровую округлость её плеч, молочную белизну рук, гармоничную гибкость талии. Сколь элегантен изгиб всего её тела, сколько грации в позе!
Но не улыбка освещает её лицо — напротив: на нем печать дерзости и мрачной решимости.
Крадущийся шорох послышался за балконом, скрипнули шаги на тропе. Баронесса не шелохнулась, но трепет пробежал по её щекам, вдруг побелевшим. Вздрогнули занавески, стремительно раздвинутые. Рено шагнул в комнату. Баронесса д`Игомер подняла взгляд.
— О, какая вы задумчивая! — воскликнул Рено. — Божественная моя, вы похожи на красавицу Алкмену, поджидающую Юпитера.
Г-жа д`Игомер пальцем указала Рено на табурет рядом с креслом, в котором сидела, и резким голосом сказала:
— Господин де Шофонтен, вы меня не любите!
— Какая глупость! — возмутился Рено.
— Говорю же вам: вы меня не любите. Ах, Боже мой, сегодня я убедилась в этом!
— Сегодня? вы сказали сегодня? Что же я такого сделал сегодня? Неблагодарная, да я битых два часа сочинял сонет, посвященный вам! Но Феб сердит на меня — я набросал только четыре стиха. Вот они.
— Ах, оставьте! — в яростном порыве проговорила баронесса. — Вы насмехаетесь и вы уезжаете!
Рено содрогнулся.
— Не сомневайтесь, сударь, я все поняла!
— Ну да, я уезжаю! — ответил вдруг Рено решительно. Озноб пробежал по телу баронессы.
— Значит, это правда, что вы покидаете меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178