Как будто приближение мужа к жене – величайший из грехов. Объясни мне, как ты можешь считать мужчину подходящим для того, чтоб выйти за него, но не подходящим для того, чтобы спать с ним?
Она неловко заерзала на гранитном валуне и сделала вид, что любуется лошадьми.
– А Чарльз Фоулз, кажется, не на шутку привязался к твоей матери. Он стал писать ей стихи.
– Ответь на мой вопрос, – настаивал Майлз.
С большим трудом Оливии удалось сделать глубокий вдох.
– Проще говоря, наш брак был заключен строго по расчету... по крайней мере, так я думала.
– А иначе не вышла бы за меня?
– Я не собираюсь перебирать все эти «если». Это ни к чему не приведет. Что сделано, то сделано.
– Так какого дьявола ты боишься?
Оливия отложила в сторону недоеденный круассан и стряхнула крошки с колен. Боится? Да, у нее масса невысказанных страхов. К ее лицу хлынул жар, с каждой секундой становясь все горячее, а тело напряглось. И все же... сердце колотилось от сознания того, что Майлз Кембалл Уорвик хочет ее сейчас так же сильно, как в тот вечер в бассейне. Это проявлялось в его напряженно застывшей позе и горящем взоре.
Встав с камня, Оливия немного прошлась и подставила лицо теплому ветру. Майлз подошел сзади. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, пронзительность взгляда. В этот момент она подумала: если он коснется меня, я пропала. Я признаюсь во всех своих грехах, раскрою всю ложь. Я растаю в его руках, как теплый воск, как тогда в бассейне. – Оливия...
Она прошла выше по склону, где ветер был резче и свежее.
– Посмотри на меня, – послышался голос Майлза. Оливия медленно повернулась. Майлз стоял среди высокой травы, ветер трепал рукава белой рубашки и пряди черных волос.
– Я хочу любить тебя, – сказал он.
Она прикрыла глаза, охваченная переполняющим восторгом этих слов... и потрясенная ударом желания.
– Нет, – тихо ответила она.
Лицо его потемнело, сделалось почти жестоким.
– Я хочу знать почему.
– Мы договорились, что этот брак...
– К черту наши старые договоры! Бог мой, я начинаю уставать от этого бега по кругу, Оливия. Два глубоко отчаявшихся незнакомца... но мы больше не чужие друг другу, Оливия. – Он поднялся по склону, разбрасывая ногами камешки.
Оливия попятилась.
– В свадебную ночь, – начал он с напряженным терпением, – ты спросила меня, нравишься ли ты мне хоть немного. Другой мог бы солгать тебе. Мог бы наврать с три короба, наговорить всяких нежностей, лишь бы заполучить тебя в постель. Я не сделал этого. Теперь, если ты спросишь меня, нравишься ли ты мне, я с радостью отвечу... да. Ты мне очень нравишься, Оливия. Я привязался к этой полоумной старой няньке, я очень привязался к твоему сыну. Когда-то ты сказала, что я стою того, чтобы меня спасти. Тогда я подумал, что ты ненормальная меня уже не исправить. Но в последнее время... Боже, Оливия, я чувствую себя другим человеком. Мне нравится то, как я живу. Нравится проводить время с твоим сыном и с тобой. Впервые за долгое время я чувствую надежду. – Он рассмеялся коротко, почти зло. – Послушай меня. Я изливаю перед тобой душу, а ты стоишь, как деревянная. Пожалуйста, не молчи. По крайней мере, подтверди, что у нас есть будущее.
Ей хотелось зажать уши руками. Ей было невыносимо слышать подобные его признания. Лучше бы он сказал, что презирает ее. Тогда было бы легче жить с этой постыдной ложью.
Неожиданно Майлз подошел к ней и крепко схватил ее за руку. Она попыталась отвернуться, но он повернул ее к себе лицом, опустив к ней голову.
– Скажи мне правду, черт побери. Ты все еще любишь отца Брайана?
– Почему наш разговор всегда должен возвращаться к нашему прошлому? – возмутилась она и попыталась вырваться.
Майлз лишь еще крепче стиснул ее руку.
– Потому что часть твоего прошлого делает тебя такой, какая ты сейчас. Потому что ты так крепко привязана к своему прошлому, что не можешь впустить меня, твоего мужа, в свое сердце.
Она беспомощно посмотрела на него, не в силах что-либо ответить.
– Ты чувствуешь хоть что-нибудь, Оливия, или же он поработил тебя – ту женщину, которая любила его так сильно, что пожертвовала своей жизнью, – своей репутацией, своим сердцем так, что больше уже просто не способна любить?
Оливия по-прежнему хранила молчание, наблюдая, как в его полном мольбы взгляде отразилось отчаяние, которое затем переменилось бешенством.
Схватив ее обеими руками, он до боли впился в них своими пальцами. Он тряс Оливию до тех пор, пока она не закричала:
– Перестань. Умоляю тебя, перестань!
– Умоляешь? Та Оливия Девоншир, которую я впервые встретил, никогда бы ни о чем меня не стала умолять. Она бы расцарапала мне лицо. Бог мой, я бы предпочел быть женатым на развратнице, которая плясала с цыганами, чем на ледышке, в которую ты превратилась.
– Но ты не понимаешь, как это все безнадежно... Наконец, он отпустил ее, и Оливия отвернулась. Она стояла спиной к ветру, не оборачиваясь, обняв себя как можно крепче руками и моля, чтобы чувства, бурлящие внутри нее, не выплеснулись наружу. Где же найти решение? Ведь они не могут жить дальше в этом кошмаре.
Немного так постояв, она оглянулась и увидела, что Майлз спускается вниз, к лошадям. Она так хотела броситься следом за ним – ей так хотелось признаться ему во всем.
Если бы только она не была уверена в том, что правда погубит ее.
Глава 18
Брайан выскочил из-за двери, подпрыгнул и повис у Майлза на плечах.
– Я поймал тебя, Черный Рыцарь! – он издал воинственный клич и захихикал, довольный тем, что удивил Майлза и Оливию, только что вошедших в дом.
Жак стремительно выбежал из кухни, окутанный ароматным облаком свежевыпеченного хлеба, от которого текли слюнки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82