Послышалось невнятное бормотание, проклятия, какая-то лихорадочная возня наверху, и Майлз почувствовал, что соскальзывает еще глубже в яму. Он отчаянно пытался ухватиться за что-нибудь, лишь бы остановить падение, но секунду спустя окунулся головой вниз в холодное, вонючее болото в дюжине футов внизу.
Высоко над ним тревожно вскрикнула Оливия. Дитс, забывшись, отборно выругался и тут же рассыпался потоком извинений за свою неуклюжесть. Рядом выл от страха Брайан. Побарахтавшись в грязи, Майлз выкарабкался на выступ, где сидел мальчик. Теперь они оба сидели на узком уступе, дрожа, уставившись в темноте на смутные очертания друг друга.
Наконец, Майлз протянул руку, и мальчик забрался к нему на колени, спрятал лицо на груди Майлза и всхлипнул.
– Ну, ну, – пробормотал Майлз, часто моргая, чтобы отряхнуть грязь, попавшую в глаза. Он неуверенно обнял рукой маленькое детское тельце и поглядел на круг серого неба над головой.
– Мистер Уорвик! – Позвала Оливия. – Вы меня слышите?
Он кивнул.
– Мистер Уорвик!
– Я слышу вас, черт побери!
– Брайан в порядке?
– Лучше, чем я, – пробормотал он. – По крайней мере, он сухой.
После длительных манипуляций Майлзу удалось вызволить Брайана, вначале поставив его себе на плечи, а потом ухватив за лодыжки и приподняв настолько, чтобы Оливия и Дитс смогли дотянуться до его рук. Послышался хор радостных возгласов, которые постепенно удалялись, между тем как Майлз стоял, балансируя на узком выступе, дрожа от холода, и ожидая своей очереди.
Тишина.
– Эй! – закричал он. – А как же я? Эй, есть кто-нибудь?
Снова тишина, потом какой-то всплеск под ногами. Наконец над краем провала появилась голова Дитса и он крикнул:
– Вам подать руку, сэр?
С большим трудом Майлзу удалось отыскать опору для ног среди острых камней, чтобы подняться выше и дотянуться до протянутой руки Дитса. Выкарабкавшись на поверхность, Майлз мгновенно заледенел на пронизывающем ветру. Сняв с себя плащ, Дитс накинул его Майлзу на плечи и помог ему встать. Далеко впереди Оливия и Брайан, завернутый в накидку Майлза, садились в карету.
Внутри кареты было значительно теплее. Пока лошади неслись в сторону Девонсуика, Оливия держала сына на коленях и растирала ему руки и ноги. Румянец постепенно возвращался к лицу мальчика, а дрожь утихла. Но Оливия все равно крепко прижимала его к себе, то и дело целуя его маленькую головку, и время от времени неохотно поднимая глаза на Майлза.
– В конце концов, хорошо, что я поехал с вами, – сказал он наконец.
– Если б вы не поехали, – парировала она, – этого бы не случилось.
Его брови взметнулись вверх.
– Фактически, – продолжила она уже более ровным голосом, – вы отвлекли меня.
– Я сижу здесь, весь мокрый, в грязи, закоченевший, и вы еще обвиняете меня? Посмотрите на меня, – добавил он, взмахнув оцарапанными руками. Его рубашка была разорвана в нескольких местах.
Брайан, поерзав, сел, затем посмотрел прямо на Майлза и протянул ручки.
Снова воцарилась тишина. Карета покачнулась. Майлз нахмурился. Не говоря ни слова, Брайан соскользнул с материнских колен и залез к Майлзу. Прижав свою маленькую, влажную головку к груди мужчины, он продолжал взирать на него большими серо-зелеными глазами.
– О Боже, – пробормотал Майлз, ощутив как что-то слабо шевельнулось у него где-то в области сердца. Несомненно, страх. Он даже никогда не разговаривал с ребенком, не то что держал его на коленях. Или, быть может, это просто неприязнь. Ибо для него дети всегда были вынужденным неудобством, необходимым, главным образом, для продолжения рода, совершенно непонятным мужчине с сомнительным происхождением.
Оливия ничего не сказала, но тело ее напряглось. Она наблюдала за ними с напряженностью, граничащей с паникой. И все же было в этом что-то еще. Какое-то пробуждение.
Она забрала мальчика с колен Майлза, когда карета остановилась у парадных дверей Девонсуика. Дитс, соскочил, чтобы открыть дверцу и опустить ступеньки, помог Оливии и ее сыну сойти, затем поспешно проводил их в дом. Майлз медлил. Он говорил себе, что надо уезжать, свою миссию, каковой она бы ни была, он выполнил. К тому же он насквозь мокрый. Затем до его слуха донеслись возбужденные голоса. Очевидно, слуги спеша ли позаботиться о мальчике.
Он вошел в дом в тот момент, когда Эмили подошла к сестре и племяннику у подножия лестницы. Она словно выпорхнула из какого-то парижского салона, паря в облаке жемчужного шелка, окаймленного черным кружевом, резко контрастирующего с простым коричневым платьем Оливии.
– Что ты делаешь?! – воскликнула она с негодованием.
– Брайан упал в какую-то ужасную яму и...
– Ты испачкала грязью весь пол, Оли! Посмотри, что ты натворила! Лорд Уиллоуби должен быть с минуты на минуту!
Держа Брайана на руках, Оливия повернулась к сестре.
– Разве ты не слышала, что я сказала, Эмили? Брайан мог погибнуть. У тебя что, совсем нет капли жалости к этому ребенку? Силы небесные, Эмили иногда я начинаю всерьез сомневаться в твоей порядочности.
С этим Оливия повернулась и понесла ребенка по лестнице. Только тогда Эмили заметила Майлза, стоящего у дверей. Она пришла в ужас.
– Не припомню, чтобы приглашала тебя войти, – вымолвила она, придя в себя.
– Ничего удивительного, – равнодушно ответил он, скривив рот в холодной усмешке.
Эмили ринулась к нему, резко остановившись и при крыла нос платочком. Ее голубые глаза окинули его фигуру, заметив мокрую, заляпанную грязью одежду и сапоги. Она ничего не сказала, однако, подняла взгляд и прошипела.
– Убирайся из этого дома. Ты слышишь? Вон отсюда!
– В чем дело, милая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82