Нявку нельзя убить
- она и без того мертва; нявку можно лишь выпотрошить, уничтожить, и
чугайстры знают в этом толк...
Ивга видела. Однажды. Чугайстры не смущаются ничьим присутствием
и не боятся никаких свидетелей; в их откровенности есть что-то неприс-
тойное. Обычно они не уводят жертву дальше, чем за угол соседнего до-
ма; прямо на улице, прямо во дворе они справляют ритуал, который
уместнее было бы проводить в безлюдном подземелье. Даже дети становят-
ся иногда свидетелями танца чугайстров - а ночью мочат простыни, дос-
тавляя родителям множество тревог и неприятностей; чугайстры убивают
нявку, танцуя. Танец опутывает их жертву невидимыми сетями, душит и
опустошает; нявку после дематериализации Ивга тоже видела. Вернее,
могла бы увидеть - но испугалась, не стала смотреть...
Под самым окном проплыли согбенные плечи спешащего по своим делам
велосипедиста. Ивга сглотнула; по сравнению с чугайстрами инквизиция
представляется почти что Дед Морозом. Добреньким таким старичком, ко-
торый сперва раздает подарки паинькам, а потом в освободившийся мешок
сует прочих, непослушных...
Мосластый парень, возомнивший, вероятно, что, подержав Ивгу на
своих коленях, приобрел на нее некоторые права, вдруг разудало подмиг-
нул. Ивга с отвращением отвернулась.

* * *

Клавдий никогда не гонял машину. Даже теперь, на пустынной заго-
родной трассе, он не летел сломя голову, как требовали того нерастра-
ченные силы "графа". Он просто ехал - неторопливо, хоть и не слишком
медленно; в дороге следовало отдыхать, а не развлекаться. Острых ощу-
щений Великому Инквизитору хватит и без гонок, а в последнее время -
даже с избытком...
Он привык доверять своей интуиции. Если неприятное, но рядовое, в
общем-то, событие отзывается смутной тревогой, которой давно пора бы
рассеяться, а она все не проходит - значит, надо попытаться эту трево-
гу осознать. Откуда?..
Клавдий ехал сквозь реденький утренний туман, и на сидении рядом
с ним ехала наполовину пустая пачка тонких дорогих сигарет. Клавдий
курил, выставив локоть в окно; сбоку на ветровом стекле лепилась кар-
тинка: озорная девчонка на помеле, с развевающимся по ветру хвостиком,
с игриво обнаженной ножкой, с обаятельными ямочками на розовых ще-
ках...
Клавдий купил картинку в прошлом году, с лотка. Выбрал среди во-
роха смеющихся ящериц, крокодилов, роботов, голых фей, бородатых ма-
гов; среди покупателей он был единственным взрослым, прочие - мальчиш-
ки...
На секунду оторвав взгляд от пустой дороги, он увидел собственное
отражение в лобовом стекле. Размытое и бледное, как привидение, с неп-
риятной улыбкой на тонких губах. Предрассудки...
Кому, как не ему знать о запутанной сети предрассудков, издавна
вьющейся вокруг ведьм. Кому, как не ему, видеть мощные корни всех этих
смутных страхов; если бы Юлиан Митец знал о ведьмах то, что по долгу
службы знает Великий Инквизитор, он сжег бы Ивгу прямо на лужайке сво-
его дома. На костре для пикников...
Нет, и все-таки. Что за цепь событий застряла в памяти, не желая
показываться на поверхность - но и забываться тоже не желая? Откуда
ощущение опасности, предчувствие беды?..
Собственно, девчонку не следовало отпускать. Просто неохота было
устраивать безобразную сцену насилия на глазах у двух идеалистов -
старого и молодого. Стыдно показывать давнему другу профессиональное
умение выкручивать руки... Молодой девушке, успевшей сделаться для них
не чужой. Почти своей, почти родной...
Он болезненно поморщился, вспомнив, как плакал Назар. Забившись в
угол, безутешно и по-детски. И как неуместны оказались жалкие попытки
лекции на тему "Ведьма - тоже человек"...
А вот Юлиан - тот определенно обиделся. В конце концов, друг
вправе ждать от друга помощи в трудную минуту, помощи, а не отвлечен-
ных рассуждений. И он, Клавдий, мог-таки оказать эту помощь - расска-
зать Назару несколько случаев из практики, чтобы он, вчерашний влюб-
ленный, явился к костру со своим поленцем...
Дорога повернула; Клавдий притормозил. На обочине стояла машина
чугайстров - светлая, с желто-зеленой мигалкой на крыше.
Он утопил в пепельнице догоревшую сигарету и согнал с лица не-
вольно проступившую брезгливость. Двое здоровенных мужиков паковали в
пластиковый мешок нечто, недавно бывшее нявкой; третий стоял у дороги
и тоже курил. Зеленый "граф" интересовал его не больше, чем на глазах
редеющий туман.
Клавдий подавил желание остановиться. В конце концов, служба "Чу-
гайстер" никогда не вмешивалась в дела Инквизиции; кем бы ни была та
несчастная, останки которой сейчас складывают в мешок, прежде всего
она была нявкой, ходячим трупом, существом, несущим смерть...
Его передернуло. Машина с мигалкой и люди на обочине давно оста-
лись позади, а он курил и курил, и шарил в ящичке, на ощупь разыскивая
новую, от себя же припрятанную пачку.

 (ДЮНКА. ИЮНЬ)

- ...Не спрашивай, по ком ползет муравей. Он ползет по тебе.
Песок был странного цвета. Ярко-желтые пятна чередовались со
светло-серыми, твердая корочка, оставшаяся после реденького вчерашнего
дождя, послушно ломалась под босыми ногами, и в ямках-следах хозяйни-
чали муравьи. Смирные, черные, некусачие.
- ...на тот берег?
Дюнка улыбалась.
По-видимому, все это когда-то уже с кем-то случалось. Слишком
знакомо подавался под пятками теплый песок. Пахло водой и лозами.
- Как хорошо, - сказал он удивленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19