Нельзя было принимать его предложения, нельзя было выходить за него замуж и уж тем более – возвращаться к нему. Присцилла пообещала себе все как-нибудь исправить, как-то объясниться… а пока она была в объятиях Брендона, любила его и хотела доказать это.
А Брендон думал о том, что не позволит судьбе и на этот раз помешать им соединиться. Отстранившись и посмотрев на вновь обретенное сокровище, он обнаружил, что промочил своей мокрой одеждой ночную сорочку Присциллы и та соблазнительно облепила тело. Ее волосы растрепались и спутались, сквозь тонкую ткань просвечивали соски и темный треугольник внизу живота. Желание, и без того сжигавшее его, еще усилилось. О, как хорошо он знал это болезненно-сладостное томление! Оно просыпалось при одном только взгляде на Присциллу.
Брендон поднял ее на руки и мягко опустил на кровать.
– Надо же так промокнуть… – выдохнула она, касаясь влажной и блестящей впадинки между его ключицами. – Ты так и не высох. Простудишься… Лучше сними все это.
– Эта мысль посетила и меня, – лукаво усмехнулся он.
Брендон расстегнул рубашку, снял ее и бросил на кресло, потом присел на край кровати, чтобы стянуть сапоги. Присцилла провела кончиком пальца по его спине, и Брендон содрогнулся всем телом.
– Люблю, когда ты это делаешь.
– А я люблю это делать. Мне нравится касаться твоего тела, – серьезно сказала она, приподнимаясь и скользя губами по твердому рельефу мышц.
Брендон, не совладав с искушением, начал покрывать поцелуями ее плечи и шею. Потом, качая головой и улыбаясь, поднялся, чтобы расстегнуть брюки. Присцилла отстранила его руку и сама расстегнула верхнюю пуговку.
– Только один раз, сегодня… – словно в полусне, говорила она со странной улыбкой, – только сегодня я не стану судить, хорошо мы поступаем или плохо, греховно или праведно. Один-единственный раз, Брендон, я хочу вести себя в постели с тобой так, как хотела всегда. Я хочу быть такой же порочной, такой же бесстыдной, как женщины, которых ты знал до меня.
Пуговка расстегнулась, но когда она взялась за другую, Брендон положил ладонь на ее руку:
– Постой! Кажется, я понимаю, о чем ты. Ты думаешь, будто в браке все иначе и, будь мы женаты, мы бы вели себя в постели как две заводные куклы? Милая, милая глупышка! Что бы ни случилось дальше, запомни одно: нет ничего греховного, ничего стыдного в том, что делают люди, когда любят друг друга. – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал в кончик носа. – Все, что происходит между ними, прекрасно. Это означает делить наслаждение, давать и получать. Это может быть игра, а может быть неистовая страсть или нежность, но в любом случае это правильно и ничуть не порочно. – Брендон снова направил ее руку, которую сжимал в своей, к пуговкам на брюках. – И еще: ты никогда не будешь для меня тем, чем были другие женщины. Ты – это настоящее, и такое встречается только однажды. – Он помолчал и усмехнулся. – Ну а теперь, зная это, смело делай все, что захочешь.
Присцилла снова начала расстегивать пуговки, одну за другой, и с изумлением обнаружила, что и теперь под брюками нет никакого белья. Она едва не отпрянула.
– Не снимаются? – Глаза Брендона вспыхнули от смеха. – Наверное, что-то мешает. Интересно, что это? Помочь?
– Нет, я сама, – промолвила она одними губами, решив идти до конца.
Присцилла твердо взялась за пояс брюк и одним резким рывком стянула их вниз. Брендон переступил через них и стоял теперь обнаженный и неописуемо прекрасный. Присцилла не сводила глаз с неподвижно застывшей мужской плоти, казавшейся каменной. Там, в прерии, где они не раз предавались любви, у них всегда не хватало сил или времени. Измученные долгой скачкой или встревоженные близостью погони, они не имели возможности лучше узнать друг друга и едва успевали утолить свою отчаянную жажду.
Но сейчас все было иначе. Здесь никто не мог помешать им. Взгляд Присциллы медленно двигался сверху вниз, словно вбирая в себя черты дорогого образа: широкие плечи, узкие бедра, гладкая смуглая кожа. Кудрявая поросль на груди суживалась к животу, чтобы ниже снова немного расшириться и окружить интимные части его тела.
– Хочешь потрогать?
О да, она хотела этого, буквально сгорала от желания, а потому без колебаний протянула руку, и пальцы сжались вокруг твердого, просто удивительно твердого стержня мужской плоти. Брендон тихонько застонал.
Ей хотелось большего, хотелось узнать все его секреты, но Брендон потянул Присциллу вверх, желая, чтобы и она предстала перед ним обнаженной, как в день появления на свет. И когда незатейливая ночная сорочка Присциллы соскользнула, они некоторое время просто стояли, глядя друг на друга.
Потом Брендон накрыл ее груди ладонями, ловя соски пальцами и сжимая их. Это удивительное ощущение заполнило все ее тело. Она тоже хотела прикасаться к нему и делала это, не вполне сознавая, куда тянутся ее руки и где они ласкают тело Брендона. Присцилла должна была изучить его всего – с головы до пят – и наслаждалась самой этой возможностью и каждым мгновением познания. Щеки ее раскраснелись, груди налились и потяжелели, и сладкое томление нарастало во всем теле.
– Я так тебя хочу… – прошептала она, когда Брендон привлек ее ближе.
Он тотчас снова опрокинул ее на постель, и Присцилла закрыла глаза, надеясь почувствовать сверху тяжесть тела, а потом упоительное проникновение. Но этого не случилось. Брендон повернул ее согнутыми ногами к краю кровати, раздвинул их и опустился на колени. Присцилла приподнялась на локте, удивленная и смущенная: так открываться его взгляду – это что-то новое и постыдное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132