– Нет-нет, что ты! Они мне впору. Кстати, передай дочери, что я очень ценю ее помощь.
Девушка оглядела свой наряд: широкую алую юбку с узкой талией и белую блузку, чуть просторную. Обувь принадлежала Присцилле, а чулки оказались среди вещей, найденных Брендоном на месте побоища.
Слегка склонив черноволосую голову, мексиканка закрыла за собой дверь спальни. Консуэла была такой полной, что казалось, едва пролезает в дверной проем. Присцилла осталась одна.
Она сочла, что спальня обставлена с чрезмерной роскошью. Драпировки из плотного дамасского шелка теплого розового оттенка, необъятная кровать под стеганым покрывалом из того же шелка, столик и трельяж с мраморными столешницами, гардероб вишневого дерева, великолепные восточные ковры. Даже пол из широких полированных досок темного дуба, представлявших собой чудо плотницкого искусства. Окно с закрытыми сейчас ставнями, позволявшими сохранить в комнате прохладу, открывалось на тот же балкой, куда и дверь спальни хозяина. Вот уже полчаса Присцилла неотрывно смотрела в щель между ставнями в надежде увидеть проезжающего мимо Брендона.
Через пару минут после ухода Консуэлы она увидела его. Вороной конь и всадник, казалось, созданы друг для друга. Брендон держался в седле непринужденно и гордо. Не глядя по сторонам, он неспешно ехал к воротам. За ними, как если бы там проходила невидимая граница, он секунду помедлил, ниже надвинул шляпу на лоб и послал лошадь в галоп.
Присцилла смотрела ему вслед до тех пор, пока он не растворился вдали. Она не замечала струящихся по щекам слез, не видела ничего вокруг, кроме удаляющегося всадника, с которым исчезали все ее надежды… На что? Даже когда перед ней осталось лишь зыбкое марево, она не отвела взгляда, словно что-то еще могло повернуть время вспять.
Комок в горле не исчезал, как ни старалась девушка сглотнуть его. Беспредельное одиночество и отчаяние охватили ее.
Но почему? Ведь она совершила такой долгий путь, чтобы воссоединиться с человеком, ожидающим ее сейчас в элегантной столовой.
Сделав над собой неимоверное усилие, Присцилла отвернулась от окна. Там ничто уже не привлекало ее взгляда. Что ж, придется отыскать светлую сторону в сложившейся ситуации. Дав слово Стюарту Эгану, она обязана сдержать это слово.
В конце концов, Стюарт тоже проявил к ней участие. Пожалуй, он даже более привлекателен, чем представляла себе Присцилла. В своих письмах он ничего не преувеличил. Светлые волосы приятного песочного оттенка, красивые карие глаза, светлая кожа, не опаленная даже беспощадным солнцем Техаса. Тетушка Мэдди уверяла, что Эган красив… Да, так и есть.
Правда, это совсем не тот тип мужской красоты, что у Брендона – волнующей, тревожащей, обещающей необычайную пылкость и страсть. Да и лицо у Стюарта совсем не такое открытое. К тому же он явно следит за своей внешностью и избегает находиться под солнцем. «Ему, должно быть, лет сорок, – подумала Присцилла, – но выглядит он моложе и держится прекрасно. Высок, хорошо сложен и, без сомнения, умен».
Она не без удивления призналась себе, что впервые затрудняется вынести определенное суждение о новом знакомом. Что же за характер у Стюарта Эгана? От него исходят властность и сила, но вместе с тем некая покровительственность, что ей, в общем, нравилось. На такого мужчину можно положиться. Однако… однако за недолгое время, проведенное со Стюартом, Присцилла не заметила в нем ровно ничего такого, что когда-то открылось ей в его письмах. Возможно, он более скрытен в повседневном общении. Что ж, тогда остается надеяться, что первое, в целом приятное, впечатление подтвердится и окрепнет и они станут хорошей парой.
Присцилла подошла к кровати, погладила роскошное стеганое покрывало (удивительно приятное на ощупь) и попыталась вообразить себе Стюарта Эгана в качестве супруга. К ее удивлению, перед мысленным взором тотчас же возник Брендон. Он улыбался ей, раскрывал объятия, целовал – и от всего этого в жилах разгоралось пламя.
Как легко было представить себе брачную ночь под куполом неба, усеянного яркими звездами, и Брендона рядом, на простом тюфяке, который, наверное, показался бы ей дамасским шелком! Но здесь, где шелк был повсюду, рядом с Присциллой мог оказаться только Стюарт. Она вспомнила его рот, не горячий и страстный, а, наверное, прохладный и неуступчивый, другие руки, белые и холеные, подумала, что вскоре они будут по-хозяйски скользить по ее телу, обнажать грудь и сжимать соски…
Девушка содрогнулась, и к горлу ее подступила тошнота. «Боже милосердный, почему все должно кончиться именно так?» На миг она испытала ненависть к Брендону. Что же он сделал с ней? Зачем пробудил такие чувства? Но Присцилла не могла лелеять в себе эту ненависть. Брендон Траск был ей слишком дорог, и оставалось только простить ему все и молча глотать слезы боли, слезы потери.
«Так не бывать же этому! – гневно подумала Присцилла. – Я справлюсь! Я буду верной женой Стюарту и хорошей матерью его детям! Я заставлю себя забыть Брендона и все то греховное, что испытала с ним!»
Она поклялась себе забыть страсть, на которую не имела права, и начать новую жизнь.
Великолепный ужин вполне соответствовал убранству особняка и внешности его хозяина. На столе стояли тарелки из настоящего старинного фарфора с позолотой, цветы и свечи. Под потолком сверкала хрустальная люстра. Подавленная всей этой роскошью, Присцилла многословно извинилась за свой неподобающий наряд.
– Дорогая, нелепо оправдываться, – великодушно заметил Стюарт. – Всем известно, через что вы прошли. Как только представится случай, я пошлю в Сент-Антуан за модисткой, и ваш гардероб начнет пополняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132