— Ты случайно не знаешь Сесиля Родса? Вдохновитель и организатор захвата англичанами на рубеже 1880-1890-х годов территорий в Центральной и Южной Африке, на части которых была образована британская колония, названная в его честь Родезией.

Он мой близкий друг. В прошлом году я виделась с ним во время шотландских каникул.— Время от времени мне приходится иметь с ним дело. Мы, американцы, на собственном опыте знаем, что такое британский колониализм, а потому у меня есть большие сомнения насчет того, что колониальное господство может кого-нибудь облагодетельствовать. Но тем не менее он проложил путь в Южную Африку, сделав ее очень привлекательной для бизнеса, и в этой заслуге ему не откажешь.— И стал при этом сказочно богат.— Во всяком случае достаточно для того, чтобы попасть в число приятелей Берти, — добавил Кит с ироничной ухмылкой. Вопреки старомодным взглядам королевы, которая осуждала знакомства сына с людьми низкого происхождения, принц Уэльский ввел в свой узкий круг нескольких миллионеров. Их готовность в любое время раскрыть перед ним кошельки была в глазах Берти гораздо более важным качеством, чем голубизна крови.— Как и ты.— Как и я. С той только разницей, что я ни разу не давал ему денег и никогда не дам. У него их и так достаточно для человека, который только и знает, что есть, пить и спать.— Ах, вот как! Значит, праздная жизнь вызывает у тебя отвращение?— Лишь в том случае, когда к ней относятся как к серьезному занятию. Я твердо уверен в том, что на жизнь надо зарабатывать собственным трудом.— А управлять поместьем — его труд? — хитро спросила она.— Да, если управлять хорошо, — кратко ответил он.— Мой дед учил меня относиться к поместью с величайшей заботой. Процветание Истона значило для него все.— И результаты налицо.— У меня здесь две школы и маленькая швейная фабрика для молодых женщин. К тому же скоро откроется сельскохозяйственный колледж, где будут учиться как мужчины, так и женщины. — В ее словах прозвучала нескрываемая гордость.— Берти уже говорил мне об этом.— Наверное, он считает меня сумасбродкой.— Берти не понимает, какие социальные перемены происходят в его стране.— Я свела его с моим другом Стедом, который попытался растолковать ему цели социалистической партии. Но у Берти хватило вежливости лишь на то, чтобы не зевать во время разговора.— Могу себе представить.— Должно быть, в душе он насмехался надо мной.— Вероятно, более справедливым будет сказать, что Берти рассматривает женщин в первую очередь в качестве… средства развлечься.— А ты — нет?— Иногда, но далеко не всегда. В твоем случае — категорически нет.— До чего же вы льстивы, господин Брэддок. — Называй меня Кит, — улыбнулся он.— Я помню, когда ты впервые попросил меня об этом.— В твоем будуаре в Коузе.— Я тебя тогда так сильно хотела…— Я заметил это.— А сейчас я всеми фибрами души ненавижу Оливию, чёрт бы тебя побрал вместе с ней.— Вполне разделяю твое чувство, поверь мне, дорогая.— И все же не смог устоять перед ней.— Просто я был зол как черт.— Могу ли я как-нибудь ночью воспользоваться тем же предлогом?— Можешь, но только в том случае, если роль утешителя выпадет мне.От его глубокого голоса у нее мурашки побежали по коже. В нем была какая-то особая решительность, законченность, он обещал будущее, о котором она страшилась думать.— Пожалуйста, поцелуй меня, — смиренно попросила она, потому что хотела отогнать от себя страх неизвестности, страх перед судьбой, которая могла оказаться к ним жестока. Потому что хотела быть с ним прямо сейчас, в эту минуту, а об остальном — тревожном и горьком — не желала думать.— Кто-нибудь может увидеть. Оглянувшись вокруг, она склонилась и приникла своими устами к его.— Отчаянная ты женщина, — пробормотал он, беря ее за талию. — Наверное, за это я и люблю тебя. — И, поднявшись, потянул ее следом и поставил на ноги.— Скажи мне это еще раз. Скажи, что любишь. — В ее голосе опять вибрировало волнение юной девушки. Никогда еще она не желала так страстно мужской любви. Это бесшабашное, отчаянное чувство застало ее врасплох.На какую-то долю секунды над берегом озера повисла такая тишина, что, казалось, можно слышать, как растет трава. И ей захотелось взять свои глупые слова назад.— Я люблю тебя, — повторил Кит тихо и просто, без всяких многозначительных интонаций. — Я никогда и никому еще не говорил этого, — добавил он.— И я не говорила.— Тогда скажи мне. Так будет честно.— Не знаю, смогу ли я.— Ты не знаешь, любишь ли меня?— Не знаю, смогу ли сказать это.— Проклятый де Грей так много убил в тебе.— Да, — прошептала она.— Скажешь мне о своей любви попозже, — деликатно сдался Кит. — Я все равно знаю, что любишь.Она молча кивнула, и глаза ее наполнились слезами. И при виде этих слез ему захотелось убить де Грея за все, что он сотворил с ней.Подхватив Анджелу, Кит взял ее на руки и крепко прижал к себе.— К черту всех твоих гостей, — сказал он вполголоса. — Сейчас ты будешь со мной. 14 По пути в Стоун-хаус он без устали разговаривал с ней о малютке Мэй, о том как та умна, как мила и жива — вся в маму. Он рассказывал, как мчался к ней из Лондона, о людях, с которыми встречался после отъезда из замка Мортон. Его голос убаюкивал, сдержанные жесты навевали покой. Он говорил, не нуждаясь в ее ответах. Его монолог преследовал единственную цель — отвлечь ее от грустных мыслей.Позже, когда он нес Анджелу по саду, раскинувшемуся позади Стоун-хауса, и расхваливал ее за то, что ей так хорошо удалось восстановить старинный особняк, графиня не удержалась и, подняв голову, в порыве чувств нежно поцеловала его в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131