— Выглядишь ты великолепно. К тому же, я уверена, перерыв в работе пойдет тебе на пользу.
«First we take Manhattan», — с угрозой пропел Леонард.
— Да, я взяла отпуск. — Алисия сделала глоток. — Чтобы отдохнуть и так далее, хотя, по правде сказать, чувствую себя теперь гораздо лучше. А ты откуда знаешь про мои дела?
— Откуда? Наверняка ты сама мне и сказала. Разве нет? А может, Лурдес.
Славный Леонард перебрался с Манхэттена в Берлин и что-то там говорил об обезьяне и скрипке, — именно так, чтобы разгневать соседа сверху, который уже начал своим обычным манером колотить в пол. Трудно было поверить, что он и вправду слышит музыку; во всяком случае, до Алисии и Нурии, сидевших на кухне, она едва доносилась, к тому же в четверть третьего музыка вряд ли могла нарушить чей-то сон, так что удары шваброй, или каблуком, или бог весть чем еще объяснялись только особым зудом, от которого у человека возникает потребность кого-то изводить. Возможно, речь шла о сенсорных нарушениях, и сосед из-за них не мог переносить шум сильнее десяти децибел. Нурия предложила запустить магнитофон на полную мощность, и Алисия собралась было обрушить на соседа особо пронзительные творения Вагнера или Диззи Гиллеспи, но хорошее воспитание не позволило ей опуститься до подобной мести, и как только Нурия ушла к себе, она сразу выключила музыку, хотя ее буквально распирало от не выплеснутых на врага проклятий.
При блеклом предвечернем свете Алисия попробовала по очереди: смотреть телевизор, читать рыхлый французский роман, начатый еще неделю назад, рассматривать индонезийские маски в холле… Все силы она пустила на то, чтобы и близко к себе не подпустить воспоминания, не попасть к ним в плен, развлекать себя всякими пустяками: она приняла душ, почистила несколько кальмаров, просмотрела воскресное приложение к газете, спустилась в киоск за сигаретами, хотя в кармане у нее лежала почти целая пачка. Возвратившись, Алисия увидела у себя на кухне сеньору Асеведо, которая тщательно протирала тарелки и пару больших блюд, которые уже дня четыре лежали в раковине и мешали ею пользоваться. Старушка занималась этим делом с таким видом, словно ничего более естественного, чем стоять в соседской кухне с тарелкой в руках, не бывает. На столе покоилось что-то, завернутое в фольгу.
— Лурдес, вы опять за свое? — едва сдерживая раздражение, проворчала Алисия. — Видать, только и ждали, пока я выйду за дверь, чтобы проскользнуть сюда? Да?
— А с тобой иначе нельзя, детка. — Сеньора Асеведо смотрела на нее голубыми глазами. — Спроси я тебя, не надо ли чего, ты бы от всего отмахнулась. А теперь посмотри — на кухне все блестит. А Бласу я велела проверить трубу под умывальником, помнишь, ты что-то такое говорила…
— Спасибо, Лурдес, но, право, не стоит вам так утруждать себя. — Алисия обнаружила под фольгой замороженную фасоль, слоеные пирожки и целый арсенал крокетов крупного колибра. — А это?
— Это ты должна съесть, детка. И без разговоров.
— Но, Лурдес! — Такое внимание было Алисии в тягость. — Послушайте, Лурдес. Вы знаете, как я вам за все благодарна, но я и вправду могу кое с чем справиться сама, прекрасно могу.
— Та-та-та, — сеньора Асеведо словно отталкивала от себя слова Алисии кулачками. — Ты ведь сейчас просто не в состоянии ничего делать, я-то знаю. Тебе надо отдохнуть, успокоиться — и отпуск этот твой тоже очень кстати. Так что не спорь и все-все съешь. Вот, погляди, какой замечательный сок.
Изуродованная морщинами рука указала на высокую и узкую банку, стоявшую на верхней полке. Из нее пробивался наружу резкий запах незрелых апельсинов.
— А откуда вы знаете, что я взяла отпуск? — вдруг спросила Алисия.
— Вчера сюда приходила твоя подруга, та, что с крашеными рыжими волосами. — Лурдес помахала рукой вокруг головы, словно хотела покрасить белый пух на своих висках.
— Мамен.
— Нет. Не Мамен. Она назвалась Марисой. Позвонила раза два-три в твою дверь и стала ждать. Ну, понятное дело, я вышла поздороваться.
— Мариса? С крашеными волосами?
— Да, Мариса. Мы немного поболтали. И она рассказала о твоем отпуске и о том, что принесла тебе траву для настойки или еще для чего-то, бог его знает. Она обещала зайти попозже.
— Это было вчера, Лурдес?
— Ну, вроде бы вчера. — Старушка задумчиво подняла глаза к потолку.
— А почему вы не сказали мне об этом раньше?
— Ох, детка, сама подумай, — на мгновение голубой взгляд словно полыхнул огнем, — где мне упомнить всех, кто сюда приходит, да еще тебе успеть рассказать… Как-то приходил твой шурин. Очень симпатичный парень, а как похож на Пабло, бедняжку нашего.
Дон Блас тем временем находился в ванной и вел сложные археологические изыскания: встав на карачки, он шарил рукой внизу под умывальником, что-то подкручивал, что-то прочищал. Пабло, бедняжка наш. Итак, призрак возвращался, передышка нарушалась самым глупейшим, но и самым неизбежным образом, ведь, как ни крути, естественный ход событий или разговоров не мог не вывести ее к этой теме. Словно роковой запрет невольно становился магнитом, притягивающим к себе любую беседу, любой поступок, и бесполезными оказывались все меры, предпринятые, чтобы продезинфицировать память или хотя бы подрезать ей крылья. Так называемая «новая жизнь» проходила через испытание прошлым, через мучительную таможню, где все, что Алисии так хотелось утаить, непременно требовали к предъявлению. И тем не менее надо было рискнуть — бежать, если угодно, прыгать и даже перелезть через колючую проволоку, чтобы на другой стороне дышать свободно, чтобы поверить: отныне можно жить, не оборачиваясь назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92