В городе, население которого составляло не более пяти тысяч человек,
коммерческий район был не слишком велик. Кавинант перешел улицу напротив
универсального магазина и сквозь стеклянную витрину успел заметить, как
несколько девушек из колледжа примеряют дешевую бижутерию. Одна из них,
прицениваясь, облокотилась на прилавок в весьма вызывающей позе, и горло
Кавинанта непроизвольно сжалось. Он поймал себя на том, что оглядывает
бедра и грудь девушек - то, что было доступно кому угодно, но только не
ему. Он был импотентом. Распад нервных волокон затронул и эту функцию
организма. Ему было отказано даже в семяизвержении: он мог возбуждать себя
почти до безумия, но это ни к чему не приводило. Внезапно, словно удар
грома, на него обрушились воспоминания о жене, почти затмив собой солнце,
тротуар и идущих навстречу людей. Он увидел ее в одном из полупрозрачных
пеньюаров, подаренном им, - все линии тела четко вырисовывались под тонкой
тканью. Он внутренне застонал: Джоан! Как ты могла поступить так?! Неужели
болезнь тела перевесила все остальное?
С силой обхватив себя руками за плечи, словно пытаясь задушить, он
подавил воспоминания. Такие мысли были слабостью, которую он не мог себе
позволить; необходимо было избавиться от них раз и навсегда.
"Надо ожесточиться, - думал он. - Это помогает выжить!"
По-видимому, жестокость была единственным, вкус к чему он был еще
способен ощущать. К своему ужасу Томас вдруг заметил, что перестал
двигаться. Он стоял посередине тротуара со сжатыми кулаками и трясущимися
плечами. Он безжалостно заставил себя снова идти вперед. И тут же с кем-то
столкнулся.
Грязная свинья!
Томас успел заметить что-то цвета охры: человек, на которого он
налетел, был одет в грязный коричнево-красный макинтош. Но он не стал
останавливаться для извинений. Вместо этого он ускорил шаг, чтобы не
видеть выражения страха и отвращения на еще одном лице. Вскоре его шаги
вновь обрели пустую механическую размеренность.
Теперь он шел мимо офиса электрической компании - именно она была
последней причиной, заставившей его проделать этот путь ради оплаты
телефонного счета. Два месяца назад он отправил по почте чек для
электрической компании - сумма была ничтожной: он мало пользовался
электроэнергией - и получил этот чек обратно. Более того, конверт даже не
вскрывали. Прикрепленная к нему записка поясняла, что его счет кто-то
анонимно оплатил по меньшей мере на год вперед.
В результате долгой внутренней борьбы он пришел к выводу, что если не
станет сопротивляться такой тенденции, то скоро у него вообще не будет
повода появляться среди себе подобных. Поэтому-то он и совершил сегодня
эту двухмильную прогулку до города с целью лично оплатить свой телефонный
счет, а также доказать всем, что он не позволит отобрать у себя право быть
человеком. В ярости на свою отверженность, он искал способ, чтобы бросить
вызов, защитить свои равные с другими смертными права.
"Лично, - думал он. - А что, если я опоздал? Если счет уже оплачен?
Тогда зачем я пришел сюда лично?"
Эта мысль повергла его сердце в трепет. Он быстро проделал процедуру
ВНК и снова направил взгляд к вывеске телефонной компании, до которой
оставалось полквартала. Продвигаясь вперед, готовый в любой момент
подавить приступ страха, он вдруг осознал, что мысленно повторяет какой-то
мотив в такт шагам. Вспомнились и слова:
Мальчик золотой, глиняные ножки,
До чего же трудно топать по дорожке...
Дай-ка помогу - легонько пну тебя я -
Кубарем покатишься, золотом сверкая...
Этот бессмысленный стишок назойливо вертелся в голове, подхалимски
хихикая, и дурацкий мотив стучал в висках, как оскорбление, словно
исполняемый на каком-то смычковом инструменте.
"Наверное, где-нибудь в мистических небесах вселенной, - думал
Кавинант, - есть некая ожиревшая богиня, с трудом вымучивающая мою
дурацкую судьбу: довольно одного пинка злобным взглядом - и я сразу
оказался поверженным. И до чего же я неповоротлив! Насмешка рождает страх.
О, это как раз про тебя, золотой мальчик".
Однако одной усмешкой от этой мысли было не отделаться, потому что
однажды он уже был чем-то вроде золотого мальчика. Брак его оказался
счастливым. В одном порыве вдохновения он написал роман, не имея ни
малейшего понятия о том, как это делается, и потом целый год видел его
название в списках бестселлеров. И потому денег у него сейчас было
достаточно.
"Я мог бы стать богачом, - думал он, - если бы знал, что напишу
настолько хорошую книгу".
Но он не знал. И даже сомневался, найдет ли издателя, - да, тогда он
сомневался в этом. Те дни были самыми счастливыми днями его жизни: он
только что женился на Джоан... Когда они были вместе, им не нужно было ни
денег, ни славы, вообще ничего. Воображение его тогда было озарено самым
настоящим вдохновением, и теплые чары ее гордости и страсти заставляли его
гореть подобно вспышке молнии, но не секунды, не доли секунды, а целых
пять месяцев в одном долгом неистовом взрыве энергии, который, казалось,
создавал природу земли из ничего одной лишь силой своего блеска - холмы,
утесы, деревья, клонящиеся под порывами пылкого ветра, ночные грабители -
все являлось на свет из вспышки этой белой молнии, ударившей в небо из-под
его блистательного пера. Когда все было закончено, он почувствовал себя
таким опустошенным и ублаготворенным, словно излил в одном любовном акте
всю любовь мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28