Разве что вы решите не трогать старика, пока не разберётесь с Палинодами. Ясно, на это понадобиться время, но мы все же можем поймать его с грузом и показать, где раки зимуют.
Кэмпион ненадолго задумался.
— А пожалуй, Боулс ждёт вас сегодня, — наконец сказал он. — И наш помощник никогда бы не простил мне, не сообрази я этого.
— Лодж? Я о нем слышал, но встречаться не доводилось, сэр. Мне говорили, он сидел?
— Ну, когда-то он совершил один неудачный взлом…Нет, мне кажется, что в царство Боулса вам следует заглянуть только для формы. И даже если что-то обнаружите, все это ерунда по сравнению с шалостями Палинодов.
— А если мы к нему не явимся или ничего не найдём, он просто затаится, пока не решит, что опасность миновала, и вот тогда мы его и сцапаем.
Инспектор вынул пачку листков из внутреннего кармана, и Кэмпиону снова бросилась в глаза необычайная пластичность каждого его движения. Пока Люк разглядывал исписанные каракулями карточки, по выражению его лица можно было легко определить их содержание, словно переданное через громкоговоритель — тут неверны выводу, тут всякая ерунда, а это могло подождать.
— Гидробромид хиосциамина, — вдруг прочитал он. — Может ли наш аптекарь папаша Уайлд держать где-нибудь под замком его запас?
— Вряд ли, — Кэмпион заявил это с уверенностью, которой от него и ожидали. — Мне кажется, им пользуются очень редко. Лет сорок назад им пробовали лечить манию преследования. Действует он вроде атропина, но гораздо сильнее. О том, что это яд, стало известно, когда Криппен испытал его на Бэлль Элмор.
Люку этого было недостаточно. Он задумчиво прикрыл глаза.
— Вам следует взглянуть на эту аптеку, — заявил он.
— Пожалуй. Но не стоит его беспокоить раньше времени. Лучше начать с доктора.
— Согласен. — Люк что-то пометил на карточке огрызком карандаша. — Гидробромид хиосциамина. Что это за штука? Вы случайно не знаете?
— Мне кажется, это эстракт белены.
— Ах так? Это растение?
— Да, и весьма распространённое.
— Вы правы, если это именно то растение, о котором я думаю. Когда-то в школе я был по уши влюблён в учительницу ботаники, а она выговаривала мне за плохие рисунки. Да, точно, белена. У неё маленькие жёлтые цветки. Ужасно противно пахнет. — Инспектор говорил все торопливей, живое воплощение здоровой энергии.
— Да, все сходится.
— Растёт повсюду, — инспектор просто не мог прийти в себя от удивления. — Черт возьми, ведь его можно сорвать даже в парке.
Кэмпион несколько секунд молчал.
— Да, — согласился он наконец, — полагаю, и в парке тоже.
— Но ещё нужно его толком обработать, — инспектор покачал головой с тёмными, густыми, как каракуль, кудрями. — Начнём с врача, но вы должны увидеться со стариком Уайлдом, хотя бы ради интереса. Потом займёмся директором банка. Я о нем уже рассказывал?
— Конечно. Такой милый, невзрачный человечек. Я его видел выходящим из комнаты мисс Ивэн. Но она не сочла нужным нас представить.
— Она все равно наградила бы его каким-то вымышленным прозвищем, и это ничего бы вам не дало. Нам предстоит к нему визит. «— Банк не может давать никаких сведений без решения суда», — так он мне заявил.
— В этих словах вас что-нибудь насторожило?
— Нет. Разумеется, теоретически он прав. Мне самому приятно сознавать, что о двух полукронах, полученных в почтовом отделении, знаем лишь я и девушка в окошке. Другое дело, что он мог бы нам что-то рассказать как частное лицо.
— Как друг семьи? Конечно мог бы. Во всяком случае, с ним стоит поговорить. Мисс Рут перед гибелью тратила слишком много денег, как я узнал. Это могло стать мотивом, но могло и не стать. Джей говорит, что деньги — единственный разумный мотив убийства.
Чарли Люк от комментариев воздержался и снова занялся своими листочками.
— Вот, у меня записано, — наконец воскликнул он. — После долгих уговоров мне все-таки удалось выудить это из Рени. Мистер Эдвард платил ей три фунта в неделю, включая стирку. Мисс Ивэн платит ей теперь столько же. Это за полный пансион. Мистер Лоуренс платит два фунта за полупансион. На самом деле все равно за полный, потому что Рени не может смотреть спокойно, когда кто-то ходит голодным. Мисс Клития платит двадцать шиллингов, потому что ровно столько это бедное дитя и зарабатывает. И дома не обедает. Мисс Джессика платит пять шилингов.
— Сколько?
— Пять шилингов. Я говорю Рени: «— Перестань дурака валять, как ты думаешь сводить концы с концами?», а она в ответ — мол, а я чего хотел? Старуха ест только ту гадость, которую готовит сама, комната её под самой крышей, и так далее, и так далее." — Ты с ума сошла, — говорю я ей, — сегодня даже пса не прокормишь на пять шилингов в неделю." А она заявляет, что мисс Джессика не пёс, а скорее уж кошка. «— Кажется мне, что вы снова на сцене играете, — говорю я, — добрую фею.» И тут шило вылезло из мешка. «Слушай, Чарли, — говорит она мне, — положим, я ей откажу, и что тогда? О ней придётся заботиться остальным членам семьи, верно? Тогда им всем придётся экономить, и кто на этом проиграет? Только я.» И она совершенно права. Могла бы, разумеется, выгнать их всех, но мне кажется, для этого она их слишком любит. Чувствует, что они — какой-то особенный класс, и такие безобидные и беспомощные…Ну, словно кормит кенгуру.
— Каких ещё кенгуру?
— Ну, скажем, муравьедов. Любопытных и необычных. Нечто такое, о чем можно рассказывать соседям. В нынешние времена с развлечениями проблема. Выбирать не приходится.
Как обычно, помогал он себе руками и телом, изображал Рени, делая странные движения большим и указательным пальцами. Каким чудом сумел он передать острый маленький носик престарелой актрисы и её птичье щебетание, Кэмпион не понимал, но все равно видел её как живую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67