Он опять провел по лицу рукой. Н-да, щетинка на щеках отросла знатная! Побриться все-таки следует, нужно поддерживать внушительный образ — иначе недолго и авторитет растерять, невзирая на чудеса проявленной храбрости.
— Э-эй! Марина.
— Я принесла тебе кофе, соня беспардонный. Держи чашку, да смотри, не пролей: полнехонька.
Поблизости затрещала, засвистела разрядами статики пробудившаяся радиостанция:
— Это Адольфо! Погоди, я сейчас вернусь!
Фрост поглядел на женщину, сделал первый глоток. Состроил одобрительную гримасу, ибо кофе оказался отменным. Допил чашку до дна.
— Si, Adolpho? — донеслось из палатки. Фрост невольно сморщился. Намеренно и смачно сплюнул на песок.
Связь оказалась отличной.
А Марина и Адольфо разговаривали по-английски. Видимо, полагают, будто осложнят работу рамоновским радистам, подумал Фрост, и ухмыльнулся уже с неподдельным презрением. Что за сборище смешных дилетантов?
— Мы в восьми часах марша! — доносился металлический голос повстанца, — Нас немного задержали, но совсем остановить, разумеется, не смогли. Авиабаза взята.
— Правда? — завизжала от восторга Марина.
— Да. Скоро к вам прилетят кастровские аэропланчики, принесут мой пламенный привет!
Спросонок у Фроста очень туго работало чувство юмора. К тому же, шутка Адольфо и впрямь была идиотской. Наемник скривился…
— …только если сопротивление противника возрастет. Мы продвигаемся! И успешно. Когда приблизимся к побережью, дам знать.
— Марина, — проскрежетал Фрост, — спроси этого остолопа, каким образом будет возможно отличить союзные самолеты от неприятельских? Он ведь завладел советскими истребителями!
— Адольфо!
Марина исправно повторила в микрофон все, произнесенное Фростом, предусмотрительно пропустив нелестный эпитет.
Раздался дребезжащий металлический смех:
— Здесь не предвидится осложнений! Отличите сразу. А как — не скажу. Сюрприз.
— Наверняка, идиотский, — буркнул Фрост.
— Сообщаю, — продолжил Коммачо. — Лазутчики доносят, что Кастро прислал в столицу четыре тысячи своих поганых “воинов-интернационалистов”. Соотношение сил, таким образом, несколько меняется. Предупреди нашего одноглазого приятеля.
— Я не глухой, — процедил Фрост. Он решительно вошел в палатку, отобрал у Марины микрофон.
— Адольфо, это Фрост. И если ты, шлюхин сын, сию секунду не станешь вести со мною положенный при боевых операциях радиообмен, в предстоящем поражении вини только себя! Понял? А разобьют тебя наголову, поверь слову. Если ты, паскуда, немедленно не прекратишь строить оскорбленного мстителя, я забираю Марину, сажаю людей на корабли — и отплываю прочь! И будь здоров! И управляйся с Районом и Кастро как сумеешь! Это — последнее предупреждение. Ультиматум. Отвечай, чтоб тебе!..
Добрых полминуты в наушниках стояла гробовая тишина. Потом раздался внятный, преувеличенно спокойный голос Коммачо:
— Ты прав, одноглазый. Признаю. Давай разговаривать напрямик.
— Отлично, — сказал Фрост. — Но, если еще хоть раз посмеешь произнести слово “одноглазый”, сделаешься таким же точно сам.
— Довольно, — буркнул Коммачо. — Хватит ругани. Согласуем план действий.
— Безусловно. А как насчет кода? Или ты хочешь выложить Рамону все без остатка?
— Ты прав. Сообщаю только то, что возможно. Армия Рамона, считая кубинских головорезов, насчитывает сейчас около восьми тысяч бойцов…

— Капитан Фрост! Капитан!
— Да!
Худощавый радист опрометью вырвался из палатки, замахал руками. Наемник промедлил ровно полсекунды, а затем во весь дух пустился навстречу.
— Коммачо вызывает! Лично вас!
Фрост едва не сшиб хрупкое брезентовое сооружение с опорного шеста, опрокинул складной стульчик, ухватил микрофон:
— Я слушаю, Адольфо!
— Si… Мы приблизительно в двух милях от вас. Повстанец выдержал паузу — и не зря. Фрост едва не свистнул от изумления.
— Так быстро? Поздравляю.
— Нас разделяет крупное соединение противника. Мы ведем тяжелый бой. Вышли кого-нибудь на помощь, если… Связь неожиданно оборвалась. Развернувшись к радисту, Фрост рявкнул:
— В чем дело?
— Не знаю, сэр… Но первым делом он сообщил о своем местонахождении.
— Открытым текстом?
— Да, сэр.
Впрочем, подумал Фрост, сейчас это уже безразлично. Две мили расстояния! Молодец, негодник!
— Прекрасно. Передай координаты сержанту Тиммонсу. И нанеси на карту. Карту вручишь лично мне. Капитан выскочил вон из палатки, громко крича:
— Тиммонс! Тиммонс!
— Да, сэр?
Наемник резко остановился, услыхал позади топот несущегося к старшим командирам радиста.
— Вот карта, сэр! А вот координаты для вас, господин сержант.
— Две мили, Тиммонс! Шевелись, дружище! Там, по словам Коммачо, целое скопище рамоновцев. Так что бери людей и патронов побольше…
— Я?
— Кто же еще? — ухмыльнулся Фрост. Англичанин радостно улыбнулся.
— Оно и к лучшему. Поразмяться пора…
Тиммонс осекся. Вой реактивного самолета возник над лесной чащей, приблизился, стал оглушительным.
— Воз..! — хотел было выкрикнуть Фрост, но, подняв к небу взгляд, внезапно расхохотался.
Коммачо сдержал слово.
Опознать союзника можно было сразу и безошибочно.
На фюзеляже несущегося МИГа было выведено по-испански огромными черными буквами:
ПОГИБЕЛЬ ТИРАНУ!
Глава двадцать вторая
Гидроплан, Захваченный Адольфо Коммачо среди прочих летательных аппаратов — турбовинтовых и реактивных, — бросал мечущуюся, стремительно мчащуюся тень на зеленые джунгли внизу. Но сидевший в кабине Фрост почти не чувствовал огромной скорости.
Самолет был старым, изрядно потрепанным “Бичкрафтом”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40