Кто-то оставил мне номер с просьбой позвонить.
Я набрал этот номер, и трубку тут же сняла какая-то женщина.
– Говорит Спенсер, – сказал я. – Меня просили позвонить по этому номеру.
– Спенсер, это Джулия Уэллс, – ответила женщина.
– Где вы?
– Неважно. Мне нужно встретиться с вами.
– Почти как в старом фильме Марка Стивенса.
– Простите? – переспросила она.
– Мне тоже хочется повидать вас, – ответил я. – Где мы встретимся?
– Но все занесло снегом...
Такого оборота в фильмах Марка Стивенса не предусматривалось.
– Называйте место, – сказал я. – Я туда доберусь.
– Кафе у Паркер-Хауса.
– Когда?
– В половине одиннадцатого.
– До встречи.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь, Спенсер.
– Тогда надо сказать: "Удостоверьтесь, что за вами нет "хвоста"". А я отвечу: "Не беспокойтесь, я буду осторожен".
– Я серьезно.
– Хорошо, детка. Я буду там.
Мы одновременно повесили трубки. Сьюзен как раз красилась в ванной. Я просунул голову в дверь и сказал:
– Мне нужно выйти. Кое-какая работа.
Она орудовала каким-то похожим на карандаш предметом в уголке рта.
– Угу, – ответила она, продолжая заниматься макияжем.
Если уж Сьюзен чем-то занята, то занята этим полностью. Я надел белые вельветовые штаны в широкий рубчик, синюю шерстяную рубашку "Пендлтон" и зимние ботинки "Херман". Потом прицепил к поясу кобуру с револьвером, надел куртку, поднял меховой воротник, натянул кепку, надел перчатки и мужественно вышел на улицу, в непогоду.
Если не считать снега, который все еще обильно падал, город как будто застыл. Никакого движения. Улицы покрыты снегом глубиной фута в два, а кое-где намело сугробы, которые вполне могли покрыть стоящую машину. Арлингтон-стрит была частично расчищена, идти было полегче. Я свернул направо на Бикон и влез на холм, отдавая себя во власть снега и ветра. Пришлось нахлобучить кепку поглубже. Выглядел я не очень щеголевато, но приходится уступать стихии. Огромный желтый бульдозер медленно полз по Бикон-стрит, разгребая снег ножом размером с Род-Айленд Род-Айленд – большой остров в Нью-Йорке.

. Не было ни людей, ни собак – ничего и никого, кроме меня, снега и бульдозера. Когда бульдозер прополз мимо, мне пришлось перепрыгнуть через снежный вал, чтобы не угодить под нож, но зато, когда машина проехала, идти стало намного легче. Я шел по самой середине Бикон-стрит, слева от меня возвышались старые элегантные кирпичные дома, а справа лежал пустой Коммон. Дома я видел хорошо, а вот Коммон уже в десяти футах за оградой исчезал в сплошной метели.
С вершины холма я разглядел Стейт-Хаус, но без золотого купола. Все было во мгле. Спускаться по склону было чуть легче. К тому времени, когда я добрался до Паркер-Хауса, туда, где Бикон заканчивается у Тремонт, я замерз. Тишина, царившая в центре города, удивила меня.
В холле Паркер-Хауса толпился народ, а в кафе со стороны Тремонт-стрит почти не было свободных мест. Я заметил Джулию Уэллс за столиком на двоих у окна. Она смотрела на снег.
На ней была надета лыжная парка серебряного цвета, которую она расстегнула, но не сняла. Капюшон она отбросила на спину, и его меховая отделка спуталась с волосами. Под паркой на ней был белый свитер с широким воротом, а если учесть золотые серьги и длинные ресницы, то выглядела она на одну целую восемь десятых миллиона. Сьюзен стоила бы два.
Я лихо заломил кепку, подошел и сел напротив нее. Паркер-Хаус располагался в Старом Бостоне и считался серьезным заведением. Ему довелось пережить тяжелые времена, и сейчас он начал постепенно вставать на ноги, но кафе с видом на Тремонт-стрит было симпатичным. Я расстегнул куртку.
– Доброе утро.
Она улыбнулась, но без особой радости, и ответила:
– Я рада вас видеть. Мне больше не к кому было обратиться.
– Надеюсь, что вам не пришлось далеко идти, – сказал я. – Даже такой олимпиец, как я, испытал несколько неприятных мгновений.
– Меня кто-то преследует, – произнесла она.
– Я его понимаю, – ответил я.
– Но это действительно так. Я увидела его около своей квартиры. Он шел за мной на работу и обратно.
– А вы знаете, что вас искала полиция?
– Из-за Рейчел?
Я кивнул. Подошла официантка, и я заказал кофе с тостом из пшеничного хлеба. Перед Джулией Уэллс уже стояла тарелка с омлетом, который она слегка поковыряла. Официантка отошла.
– Я знаю о полиции, – сказала она. – Я позвонила в дом моделей, и там сказали, что полиция побывала у них. Но они не стали бы следить за мной.
Я пожал плечами:
– Почему бы вам не рассказать полиции о парне, который вас преследует? Если он их сотрудник, они скажут, если нет – разберутся с ним.
Она покачала головой.
– Не хотите обращаться в полицию? Она снова покачала головой.
– Почему?
Она ткнула в омлет вилкой, потом передвинула кусок на другой край тарелки.
– Вы не просто прячетесь от парня, который вас преследует? – уточнил я.
– Верно.
– С полицией вы тоже не хотите иметь дела.
Она вдруг заплакала. Ее плечи затряслись, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. Но плакала она тихо, чтобы остальные посетители не заметили.
– Я не знаю, как быть, – прошептала она. – Не хочу ввязываться во все это. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Вы случаем не знаете, где сейчас может быть Рейчел? – спросил я.
Она высморкалась в розовый бумажный платочек и слабо вздохнула.
– Что мне делать? – проговорила она. – Мне не к кому обратиться.
– Вы знаете, где Рейчел?
– Нет, конечно нет. Откуда? Мы были подругами, любовницами, если хотите, но настоящей любви не было. И если люди...
– Вы не хотите, чтобы люди узнали, что вы лесбиянка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52