веру в то, что евреи угрожают благополучию западных губерний. Отразить эту угрозу можно было, лишь «обезвредив евреев». Важнейшей задачей властей была защита крестьянства. Благополучие же самих евреев – второстепенной. И если Комитету случалось отступать от своей обычной умеренности и взвешенности, то именно по этому вопросу. При всех добрых намерениях его авторов, «Положение» 1804 г. содержало не только привилегии, но и ограничения и отличалось непоследовательностью и двойственностью, столь характерными для российского законодательства о евреях с самого 1772 г. Это становится ясно при ближайшем рассмотрении нового кодекса.
«Положение» 1804 г. важно не только тем, что в нем предусмотрено, но и тем, что в нем не предусмотрено. Концепция реформы в целом сложилась под воздействием важного упущения: авторы не предусмотрели упразднение кагала. Конечно, сохранение кагала устраивало наиболее заинтересованную в нем категорию – самих евреев, но оно о многом говорит и относительно конечных намерений Еврейского комитета.
Несмотря на то, что российской государственности не чужды были разные формы автономии и особого статуса, сложившееся отношение к кагалу, казалось бы, означало, что власти всерьез задумаются над его упразднением. Похоже было, что весь корпус сведений о статусе кагала, собранных русскими властями с 1772 г., убеждает в необходимости его отмены. Существовал и пример иностранных государств: Державин в своем «Мнении» писал, что в Австрийской империи и в Пруссии кагалы уже запрещены. Наконец, самым убедительным и знаменитым был пример эмансипации евреев во Франции в 1792 г. Этим политическим актом была демонстративно отменена общинная структура, невзирая на сопротивление самих еврейских общин. Прием, выработанный французами – отмена общины при сохранении ответственности евреев за ее долги, – убеждал в том, что упразднение кагала не сулит крупных финансовых неприятностей, если правительство решится переступить через правовые тонкости.
С тех пор как установилась власть России над присоединенными польскими землями, донесения чиновников постоянно говорили о необходимости упразднить кагалы. В докладе Каховского в 1773 г. это, несомненно, подразумевалось, а Фризель, Державин и Франк прямо ставили успех своих проектов в зависимость от замены кагалов другими политическими и социальными институтами. Еврейский комитет был прекрасно знаком с этими взглядами и разделял их. Это мнение ярко отразилось и в докладе, которым Комитет сопроводил проект «Положения», представленный царю. В четырех разделах этого доклада рассматривались пагубные последствия существования кагалов. Первый раздел под названием «Главные сведения, собранные о положении евреев», содержал язвительную критику кагала и власти раввинов:
«Невзирая на… связи, законом положенные, они составляли всегда особенное свое управление. Уединяясь, так сказать, от всех общих установлении, они всегда старались все дела свои гражданские вместить в кагалах, а духовные – в синагогах… Все, что принадлежит до внутренней их полиции, до сбора податей, до сборов по имениям, по содержанию аренд и по всем делам их экономическим, всегда разбирается и определяется в кагалах. Влияние раббинов на дела духовные – почти неограниченно. Не имея никакой открытой и законом уполномоченной власти к исполнению своих определений, они, силою предубеждений, суеверий, навыков, клятвами и запрещением, вознаграждают, часто с избытком, недостаток сей законной силы. Сборы, под видом подаяний для бедных и другими предлогами взимаемые, доставляя в распоряжение их довольно значащие суммы, дают им новое орудие власти».
В докладе не только не делалось попыток смягчить эти обвинения, но дальше, в разделе «Порядок, коему Комитет признал лучшим следовать», приводился пример еврейской несговорчивости – обструкционизм еврейских депутатов и самих кагалов в ответ на усилия Комитета. В третьем разделе выделялись главные черты, отличающие евреев от христиан и нуждающиеся в исправлении, прежде чем можно будет проводить реформы. Первым значилось «отделение евреев от общего управления», благодаря которому им всегда удавалось сохранять замкнутость жизни общин, свои законы и обряды. Сферами же, в которых, по мнению Комитета, реформы были нужнее всего, являлась отмена еврейского самоуправления и уравнивание евреев с остальным населением под началом единой администрации.
Но после этого пространного обвинительного заключения Еврейский комитет все же оставил в силе функции тех самых должностных лиц, которые составляли автономное еврейское управление. Согласно 50-й статье «Положения», каждая еврейская община имела право раз в три года избирать одного раввина и троих кагальных старшин. И хотя раввинат подвергся некоторым ограничениям, у раввинов оставалось достаточно власти и авторитета, чтобы содействовать контролю кагала над общиной в целом, особенно если старшины намеревались прибегнуть к незаконным действиям, вроде наложения проклятия или изгнания из общины. В прошлом они, несомненно, к этому тяготели.
В «Положении» почти ничего не говорилось о том, что может и чего не может делать сам кагал, но такое умолчание означало, что большинство привилегий осталось за кагалом. Фактически же если в указе 3 мая 1795 г. говорилось, что власть кагала должна касаться только религиозных дел, то среди специально оговоренных «Положением» его полномочий вновь появилась одна из светских функций. Речь идет об основе принудительной власти кагала – распределении налогов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116