Я посоветовалась с Майклом и послала Роджеру чек. Мой отец составил себе состояние адвокатурой, так что всё получилось тем более кстати.Динни вытаращила глаза.– Видите ли, – продолжала Флёр, беря Динни под руку, – после того как правительство конвертировало заём, мои облигации вскочили на десять пунктов, так что, даже уплатив девятьсот с лишним, я всё равно уже на пятнадцать тысяч богаче, чем была, а курс все повышается. Я рассказала вам только потому, что боялась, как бы это не помешало вам выйти за Дорнфорда. Скажите откровенно, помешало бы?– Не знаю, – помрачнела Динни. Она в самом деле не знала.– Майкл говорит, что давно не встречал такого настоящего человека, как Дорнфорд, а у Майкла острое чутьё на людей. Знаете, – Флёр остановилась и выпустила руку девушки, – я удивляюсь вам, Динни. Вы рождены быть женой и матерью, – это слепому видно. Конечно, я помню, что вы пережили, но ведь прошлое мертво и не встанет из могилы. Я-то знаю, – я ведь пережила то же самое. Нужно думать о настоящем и будущем, то есть о нас самих и наших детях. Особенно это нужно вам, потому что вы – воплощение традиции, преемственности и всякого такого. Не позволяйте воспоминаниям портить вам жизнь. Простите меня, дорогая, но ваш случай абсолютно ясен: либо сейчас, либо никогда. А слово «никогда» применительно к вам – слишком грустная перспектива. Я, конечно, почти лишена морального чувства, заключила Флёр, нюхая розу, – но зато у меня много здравого смысла, и я терпеть не могу, когда чтонибудь пропадает даром.Динни, растроганная взглядом этих карих глаз с необыкновенно яркими белками, долго молчала, прежде чем ответить.– Будь я католичкой, как он, я не колебалась бы.– Монастырь? – иронически подхватила Флёр. – О нет! Моя мать католичка, и всё-таки – нет. А вы к тому же и не католичка. Нет, дорогая, единственное решение – семейный очаг. Другое было бы ошибкой. А совместить оба нельзя.Динни улыбнулась:– Мне остаётся лишь просить прощения за то, что я доставляю людям столько хлопот. Как вы находите эту Анжель Перне?За весь субботний вечер Динни не пришлось больше поговорить с Дорнфордом: он агитировал соседних фермеров. Но после обеда, когда она вела счёт за четырёх игроков, заложивших русскую пульку, он подошёл и встал рядом с ней.– В доме ликование, – бросила она, приписывая Флёр девять очков. Как фермеры?– Самонадеянны.– Неужели?– Это ещё больше осложняет дело.– Такая уж у них манера держаться.– Чем вы занимались сегодня, Динни?– Собирала цветы, гуляла с Флёр, играла с Катом, возилась со свиньями… Пять на тебя, Майкл, и семь на них. Вот уж подлинно христианская игра: делай партнёру то, что хочешь получить от него.– Русская пулька! – задумчиво протянул Дорнфорд. – Странно слышать такое название от людей, ещё отравленных религией.– Кстати, если вы собираетесь завтра к мессе, то до Оксфорда рукой подать.– А вы со мной поедете?– О да! Я люблю Оксфорд и только раз слышала мессу. Езды туда минут сорок пять.Он посмотрел на неё таким же взглядом, каким спаниель Фош встречал её после долгого отсутствия:– Значит, в четверть десятого на моей машине…На другой день, когда она уселась с ним рядом в автомобиле, он спросил:– Опустить верх?– Пожалуйста.– Динни, это прямо как сон!– Хотела бы я, чтобы мои сны были такими же лёгкими, как ход у вашей машины.– Вы часто их видите?– Да.– Приятные или дурные?– Обыкновенные – всего понемногу.– А бывают повторяющиеся?– Один. Река, которую я не могу переплыть.– А, знаю. Другие видят экзамен, который никак не выдержать. Сны безжалостны: они нас выдают. Были бы вы счастливы, если бы смогли во сне переплыть реку?– Не знаю.Они помолчали, затем он сказал:– Эта машина новой марки: скорости переключаются совсем подругому. Но вы, наверно, не интересуетесь автомобилями?– Я просто ничего в них не понимаю.– А ведь вы несовременны, Динни.– Да. У меня всё получается хуже, чем у других.– Кое-что у вас получается лучше, чем у любого другого.– Вы имеете в виду моё умение подбирать букеты?– И понимать шутку, и быть такой милой…Динни, убеждённая, что за последние два года она была чем угодно, только не милой, не ответила и сама задала вопрос:– В каком колледже вы были, когда учились в Оксфорде?– В Ориеле.И разговор опять иссяк.Сено было уже частично сметано в стога, но кое-где оно ещё лежало на земле, наполняя летний воздух благоуханием,– Боюсь, – неожиданно признался Дорнфорд, – что мне расхотелось идти к мессе. Мне так редко удаётся побыть с вами, Динни. Поедем лучше в Клифтон и возьмём лодку.– Да, погода такая, что грех сидеть в помещении.Они взяли влево, миновали Дорчестер и возле Клифтона выехали к склону извилистой реки. Вышли из машины, наняли плоскодонку, немного проплыли и пристали к берегу.– Отличный пример того, как осуществляются благие намерения, – усмехнулась Динни. – Намечаем одно, а получается совсем другое, правда?– Конечно. Но иногда так даже лучше.– Жаль, что мы не прихватили с собой Фоша. Он готов ездить в чём угодно, только бы ему сидеть у кого-нибудь в ногах и чтобы его посильнее трясло.Ни здесь на реке, где они провели около часа, ни потом они почти не разговаривали. Дорнфорд словно понимал (хотя на самом деле не понимал), что в этой дремотной летней тишине, на воде, то залитой солнцем, то затенённой деревьями, он становится девушке гораздо ближе, чем раньше. Динни действительно черпала успокоение и бодрость в долгой лени этих минут, когда слова были не нужны, а тело каждой порой вбирало в себя лето – его благоухание, гул и неспешный ритм, его беспечно и беспечально парящую зелёную душу, чуть слышное колыхание камышей, хлюпанье воды и дальние зовы лесных голубей, доносящиеся из прибрежных рощ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90