– Мистер Тесбери…– Ален.– Я начинаю понимать, почему у моряков жены в каждом порту.– У меня не было ни одной, – серьёзно возразил молодой Тесбери. – Вы первая, на которой я хотел бы жениться.– О! Или вернее сказать – ого!– Что поделаешь! Моряку приходится быть напористым. Если увидел то, что тебе нужно, бери сразу. Ведь у нас так мало времени.Динни рассмеялась.– Сколько вам лет?– Двадцать восемь.– Значит, под Зеебрюгге не были?– Был.– Вижу. Вы привыкли швартоваться с хода.– И взлетать за это на воздух.Взгляд девушки потеплел.– Сейчас я сцеплюсь со своим врагом.– С врагом? Могу я чем-нибудь вам помочь?– Нет. Смерть его мне не нужна – пусть сначала выполнит то, чего я хочу.– Очень жаль. Он кажется мне опасным.– Займитесь миссис Чарлз Масхем, – шепнула Динни и повернулась к Халлорсену, который почтительно, словно она спустилась к нему с небес, воскликнул:– Мисс Черрел!– Я слышала, что вы потрясающе стреляете, профессор.– Что вы! Я не привык к таким птицам, как ваши, – они сами подвёртываются под выстрел. Со временем, даст бог, освоюсь. Как бы то ни было, это полезный для меня опыт.– Парк вам понравился?– Ещё бы! Находиться там же, где и вы, большая удача, мисс Черрел, и я её глубоко ценю."Обстрел с двух сторон!" – подумала Динни и в упор спросила:– Вы уже решили, как исправить зло, причинённое вами моему брату?Халлорсен понизил голос:– Я восхищён вами, мисс Черрел, и сделаю всё, что вы прикажете. Если хотите, напишу в ваши газеты и возьму назад обвинения, которые выдвинул в книге.– А что вы потребуете взамен, профессор Халлорсен?– Ничего – кроме вашего расположения, разумеется.– Брат дал мне свой дневник. Он согласен опубликовать его.– Если так вам будет легче, публикуйте.– Интересно, поймёте ли вы когда-нибудь друг друга?– Полагаю, что нет.– Странно. Ведь вас, белых, там было всего четверо. Могу я узнать, что именно так раздражало вас в моём брате?– Если я отвечу, вы используете это против меня же.– О нет, я умею быть справедливой.– Ну что ж, извольте. Во-первых, я нашёл, что у вашего брата предвзятое мнение о слишком многих вещах и что менять его он не собирается. Мы находились в стране, которой никто из нас не знал, среди дикарейиндейцев и людей, едва тронутых цивилизацией. Но капитан хотел, чтобы всё шло так, как у вас в Англии. Он придерживался определённых правил и от других требовал того же. Честное слово, дай мы ему волю, он стал бы переодеваться к обеду.– Я полагаю, вам не следует забывать, – возразила чуточку растерявшаяся Динни, – что мы, англичане, давно доказали, насколько важна внешняя форма. Мы преуспевали в любой дикой и дальней стране именно потому, что и там оставались англичанами. Читая дневник, я поняла, в чём причина неудачи брата. Он недостаточно твердолоб.– Конечно, он не из породы ваших Джонов Булей вроде лорда Саксендена или мистера Бентуорта, – Халлорсен кивком указал на конец стола. – Будь он таким, мы скорее бы нашли общий язык. Нет, он предельно сдержан и умеет скрывать свои эмоции. Они снедают его изнутри. Он похож на кровного скакуна, которого запрягли в телегу. Если не ошибаюсь, мисс Черрел, вы принадлежите к очень старому роду?– К старому, но ещё не впавшему в детство.Динни увидела, как взгляд Халлорсена оторвался от неё, остановился на Эдриене, сидевшем напротив, перешёл на тётю Уилмет, затем на леди Монт.– О старинных родах я с удовольствием побеседовал бы с вашим дядей, хранителем музея, – сказал американец.– Что ещё не понравилось вам в моём брате?– Он дал мне почувствовать, что я здоровенный, неотёсанный чурбан.Брови Динни приподнялись.– Мы попали, – продолжал Халлорсен, – в дьявольскую, – прошу прощенья! – в первобытную страну. Так вот, я и сам стал первобытным, чтобы устоять в борьбе с нею и победить. А он не захотел.– А может быть, не мог? Не кажется ли вам, что вся беда в другом: вы – американец, он – англичанин. Сознайтесь, профессор, что мы, англичане, вам не нравимся.Халлорсен рассмеялся.– Вы-то мне ужасно нравитесь.– Благодарю вас, но из каждого правила…Халлорсен насупился:– Мне, видите ли, просто не нравится, когда люди напускают на себя превосходство, в которое я не верю.– Разве мы одни это делаем? А французы?– Мисс Черрел, если бы я был орангутангом, мне было бы решительно наплевать, считает ли себя шимпанзе выше меня.– Понимаю. Родство в данном случае слишком отдалённое. Но, простите, профессор, что вы скажете о самих американцах? Разве вы не избранный народ? Разве вы сами частенько не заявляете об этом? Поменялись бы вы участью с любым другим народом?– Разумеется, нет.– Что же это, как не то самое напускное превосходство, в которое мы не верим?Халлорсен засмеялся.– Вы меня поймали. Но вопрос всё-таки ещё не исчерпан. В каждом человеке сидит сноб, – согласен. Но мы – народ молодой, у нас нет ни вашей древности, ни ваших традиций. В отличие от вас мы ещё не свыклись с мыслью о своей предызбранности. Для этого мы слишком многочисленны, разношерстны и заняты. Кроме долларов и ванных, у нас есть много такого, чему вы могли бы позавидовать.– Чему же мы должны завидовать? Буду признательна, если вы мне объясните.– Пожалуйста, мисс Черрел. Мы знаем, что не лишены достоинств, энергии, веры в себя, что у нас большие возможности, которым вам следовало бы завидовать. Но вы этого не делаете, и нам трудно примириться с таким безнадёжно устарелым высокомерием. Вы – как шестидесятилетний старик, который смотрит сверху вниз на тридцатилетнего мужчину. А уж это, извините меня, самое идиотское заблуждение, какое бывает на свете.Подавленная, Динни молча смотрела на него.– Вы, англичане, – продолжал Халлорсен, – раздражаете нас тем, что утратили всякую пытливость, а если она у вас ещё осталась, вы с поразительным снобизмом умеете это скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101