Шаламов невольно улыбнулся, расставаясь с оцепенением волшебных
грез.
- Принимаю твое предложение: назовем аборигенов кубианами,
так хоть не режет слух. Но ты не отвлекайся от основной задачи, шутник.
Я тут поброжу в "храме", посмотрю, что это такое. Помни о
прекращении связи.
Спасатель приметил достаточно широкий проем среди громадных
пепельно-серых стен, торчащих "лепестками тюльпана", и проник
в извилистый коридор, ведущий в шарообразную полость с мерцающими
стенами. В полости, как и в башне при первом посещении "храма",
царила невесомость, а стены ее, усеянные рваными дырами приблизительно
одинаковых размеров - словно из полости хотели сделать дуршлаг, -
мерцали искристым узором, как перламутровое песчаное ложе реки сквозь
толщу воды солнечным днем. Одна из самых больших дыр была похожа на
стеклянное окно, затянутое морозным узором, а в глубине второй дыры
мрак был какой-то странный, красноватый, будто отражавший отсветы
далекого пожара.
Связь с координатором снова прервалась, однако пилота это
обстоятельство не смутило, в нем все еще жила надежда на встречу с
теми, кто создал странные "полуживые" города, "храмы"
и вообще планету-куб. Кроме того, он терпеть не мог ничегонеделанья,
предпочитая активно искать выход из любых, даже самых безнадежных
положений. Осмотрев мрачное отверстие с "пожаром" внутри,
Шаламов поспорил со своим внутренним "я", не рекомендовавшим
залезать в туннель, нашел доводы оппонента убедительными и попробовал
прочность "стекла со льдом". К его удивлению, рука прошла
"стекло" без сопротивления и каких-либо неприятных ощущений.
Тогда Шаламов окунулся в "окно", ничего не видя впереди, и
в тот же миг его "разобрали на атомы", превратили в облачко
газа, подержали в таком состоянии и снова "собрали"...
Шаламов инстинктивно подался назад и выбрался из "окна" в
той же полости. Впрочем, не совсем в той: форма полости была иной,
да и рваных дыр в ней не было вовсе. Рядом на него мрачно смотрел
зрачок черного туннеля с отблесками пламени, а вверху виднелся светлый
кружок выхода. Пилот с замиранием сердца поднялся вверх и вылетел
из башни "храма". И почти сразу увидел, что "храм"
вовсе не тот, в который он залетел, и стоит он не на острове с поврежденными
космолетами.
Хорошо, что надел скафандр с автономным питанием, пришла первая мысль.
Вторая была эмоциональней, ибо характеризовала самого Шаламова не
с совсем лестной стороны, он уже сообразил, что совершенно случайно
влез в узел мгновенного маатранспорта хозяев Стража Горловины, точно
так же как внутри маатанского корабля на "мустанга". Видимо,
где-то на страницах Книги Бытия рукой судьбы ему было начертано дважды
нештатно испытать на себе чужие транспортные системы.
- Джордж, старина, где ты? - позвал Шаламов, не надеясь
на скорый свет. Координатор не ответил. Он был слишком далеко, чтобы
услышать слабенькую рацию скафандра. Впрочем, пилот не нуждался в
советах, потому что уже догадался, как поступить. Все работающие станции
сети мгновенного транспорта, по логике, должны были соединяться друг
с другом, и даже прыжок в иную звездную систему не менял положения:
вернуться оттуда обратно не составляло большого труда.
Налюбовавшись переливчатым сиянием Горловины, Шаламов вернулся в "пещеру"
"храма", представлявшую собой машину перемещения, нырнул в
"окно со льдом", испытал процедуру "рассеивания" на
атомы и вынырнул из "окна" другой похожей "пещеры".
Определив по свечению выход наружу, задержал дыхание и вылетел из
"храма". Вылетел и забыл о приступах слабости, у него даже
дух захватило от невероятной, нереальной по земным меркам картины:
"храм" стоял точно на вершине куба, где сходились его исполинские
ребра- "хребты" и грани с видимыми сквозь дымку атмосферы
линзами морей. Слов, способных выразить состояние Шаламова, не было,
да он их и не искал, забыв и о постоянных глухих болях в суставах,
и о своем незавидном положении. Главными ощущениями были жадный интерес
и восторг, граничащий с суеверным испугом: человеку было еще так далеко
до строительства подобных чудес...
Третий прыжок занес спасателя в глубины моря, судя по коричневой тьме
с желтыми прожилками за толщей стены, четвертый - снова на "хребет"
ребра планеты-куба, пятый - в абсолютный мрак подземелья. Вернулась
тягучая головная боль, которую не снимали ни гиперальгин, ни аутотренинг.
Шаламов механически, с тупым равнодушием входил в окно переброса,
выходил в новом месте, окидывал взглядом пейзаж и снова нырял в отверстие
входа. Он едва не прозевал нужной точки выхода: очнулся, не глядя
по сторонам, собрался шагнуть в "подернутую льдом прорубь"
и вдруг понял, что ландшафт с вудволловым лесом, серо-желто-зелеными
холмами и близким, светящимся желтизной морем ему знаком. Этот остров
он уже посещал, когда облетал моря на куттере в поисках аборигенов,
и располагался остров не так уж и далеко от места посадки "Кентавра".
Однако после долгих размышлений пилоту все же пришлось еще раз войти
в туннель мгновенного скачка: дойти своим ходом на антиграве до корабля
все равно было немыслимо. Стиснув зубы, Шаламов заставил себя прыгнуть
в "ледяное окно".
- Вези домой, ирод проклятый! - сказал он при этом с ненавистью.
"Ирод" - автомат перемещения - не обиделся и то
ли читал мысли пассажира (надо было догадаться приказать автомату
раньше), то ли Шаламову наконец повезло - вышел он на острове
с видимым издалека маатанским кораблем и "гарпуном" "Кентавра".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45